История нотариата

Глава тринадцатая
Судьбы нотариата во Франции и Германии от распадения империи Карла Великого до XIV века

В Германии и Франции не суждено было окрепнуть и развиться нотариату, созданному законами Карла Великого. Уже было замечено, что и здесь зендграфы избирали нотариусов per singula loca, которые точно так же обязательно являлись на placita для совершения актов и документов, что и здесь, как в Италии, notarii electi начали усваивать титул notarius auctoritate imperiali*(833), но учреждение это встретилось с такими явлениями юридического и социального быта, которые безусловно уничтожали не только возможность его развития, но даже и самого существования. Прежде всего по древним юридическим понятиям германского народа все важнейшие правовые сделки должны быть совершены пред народным собранием и, следовательно, все значение документов о них основывалось исключительно на авторитете этих последних*(834). Понятно, что при таком воззрении не могла воспитаться идея об учреждении, которое дает публичное значение всем совершаемым им актам исключительно во имя своей авторизации от верховной власти. Далее, капитулярии, которыми введено учреждение notarii electi, совершенно забываются в Германии, равно как и сам институт зендграфов*(835). Естественным последствием этого было появление простых писцов, которые, как видно из документов того времени, исключительно принадлежали к духовенству. Они являются на народные собрания для составления документов и вне их совершают акты для частных лиц. Обыкновенно они или группируются около какой-либо главной церкви или странствуют из города в город, предлагая свои услуги каждому желающему. Так в сборнике Шанната мы находим несколько документов, совершенных одним и тем же нотариусом в Фульде, Нордгейме, Зундгейме и т. д.*(836). С ними конкурируют монахи и во многих документах мы находим упоминаиние, что они совершены в таком-то монастыре: actuin in monasterio NN*(837). Они даже не любили называть себя нотариус, a подписывались обыкновенно: clericus, presbyter, scholasticus и редко cancellarius. Так в числе Фульдских документов весьма многие написаны Рудольфом, который называет себя clericus, presbyter и весьма редко cancellarius fuldensis*(838).
Причина этого сосредоточения нотариальной функции в руках духовенства лежит прежде всего в крайнем невежестве, господствовавшем среди остальных сословий, чего мы не видим, например, в Италии. Гизебрехт в своем по справедливости высоко чтимом в науке сочинении De litterarum studiis apud Italos первый доказал, что в Италии постоянно существовали школы грамматиков и распространяли между светскими людьми ту степень образования, которой не знали по эту сторону Альп*(839). В Италии в XI столетии обыкновенно все юношество поступало в школы, между тем как в Германии считалось излишним обучать ребенка, если только он не предназначался к духовному званию. Итальянский мирянин читал своего Виргилия и Горация, хотя и не писал книг, тогда как духовенство погружалось в грубость и, принимая слишком большое участие в политике, оставалось чуждо научным стремлениям своего времени*(840). Отсюда понятно, почему в Италии не существовало монополии духовенства в нотариальном деле. При распространении грамотности, в его услугах не чувствовалось надобности, тогда как в Германии оно одно могло удовлетворять потребности в документах.
Но не одно образование духовенства условливало ею широкое участие в нотариате до XII века. К этому присоединялась другая причина, заключавшаяся в особом социальном его положении.
В X веке из прежних иммунитетов образуются на основании оттоновских привилегий особые церковные города и области с независимой ни от короля ни от графов юрисдикцией. Первоначально цель иммунитетов состояла в освобождении от государственных налогов, которые всецело обращались в пользу церкви*(841), и затем они являются как immunitas ab introitu judicum publicorum, что означает не передачу юрисдикции в руки церковных властей, а лишь уполномочие их быть посредниками между общественной властью и находящимися в церковной области свободными и не свободными людьми*(842). С IX века иммунитеты начинают значительно расширяться в территориальном отношении, ибо к первоначальным владениям епископы стремятся присоединить близлежащие свободные земли, но расширение правомочий в смысле предоставления церковной власти и юрисдикции является не прежде привилегий, данных Оттонами. Передача юрисдикции церкви и заключает в себе основный смысл их. Несмотря на разнообразие, содержание этих привилегий можно свести к следующему: в церковной области никакая светская власть не может совершать суда над лицами, принадлежащими к ней. Так, в привилегии страсбургской церковной области мы читаем: ne aliquis dux vel comes aut vicarius vel aliqua judiciaria potestas infra civitatem aliquod placitum vel districtum habere praesumat, nisi ille quem episcopus sibi advocatum elegerit*(843). В таком же смысле составлена привилегия трирской церковной области. Относительно объема этих привилегий Нитч приходит к заключению, что в них предоставлено епископам лишь право юрисдикции по делам торговли (die Jurisdiction ьber den Marktverkehr)*(844). Основанием этого мнения служат выражения привилегий negotium, negotiare, которые он толкует исключительно в смысле торговых оборотов, но это весьма шатко, ибо эти выражения с основательностью можно отнести ко всей правовой области, ко всему объему отношений по суду, и в этом смысле мы встречаем их, например, в привилегии Оттона II Майнцу 974 года. He подлежит никакому сомнению, что в начале XI столетия в церковных областях вся юрисдикция перешла в руки духовных властей*(845). В то же время целые графства передаются епископам, в которых короли видели более поддержки для своих интересов, нежели в светских графах. Эта раздача целых графств представляет собой весьма крупное явление в истории развития прав духовенства. Епископ получал исключительную власть; он имел право избрать графа, который является уже чиновником епископского управления или получает графство, как епископский лен*(846). Явление это было вызвано, с одной стороны, стремлением графов, соединяя свою должность с поземельным владением, сделать ее наследственной, с другой - желанием освободиться насколько возможно более из-под контроля верховной власти. Епископы и аббаты представляли в этом случае возможность сохранить значение графства, как должности, и таким образом при каждой перемене носителя графского достоинства за королем оставалось право выборы нового. На раздачу графств духовенству мы можем смотреть как на орудие борьбы королевской власти с зарождавшимся феодализмом. Начавшись с Оттона III в конце X века, она дошла в XIII до таких размеров, что с этого времени все почти епископы владеют замкнутыми, хотя в то же время и не всегда географически объединенными территориями; то же нужно сказать и о некоторых аббатствах*(847). Если теперь взглянуть на пространство церковных владений, то увидим, что с прежними епископскими городами (Кельн, Трир, Вормс, Шпейер, Майнц, Страсбург, Регенсбургь, Базель, Магдебург, Аугсбург, Мюнден, Гальберштадт и др.) и графствами территория, в которой существуют исключительно церковное управление и суд, составляет значительную часть Германии.
Понятно, что сосредоточие судебной функции в руках духовенства в этих местностях открывало широкую дорогу для нотариальной деятельности духовных писцов. В глазах бургграфов и фохтов документ, совершенный духовным лицом, должен был иметь большее значение, нежели простым scriba, потому что эти лица сеяли в непосредственной зависимости от духовенства. Кроме того, принадлежность духовных писцов к господствующему сословию сообщала их документам и в глазах контрагентов в некоторой степени официальное значение. Прибавим к этому, что важнейшие сделки совершались в этих местностях перед аббатами или вообще перед духовными властями. Наконец, значительное денежное вознаграждение за труд было сильным побуждением и для духовенства удерживать в своих руках нотариальное ремесло. При таком положении не могло быть и речи о существовании нотариата в смысле государственной должности; духовные писцы не домогались electio, потому что на всей церковной территории не было возможно существования учреждения, почерпающего все свое значение от авторитета светской верховной власти. Вместо авторизированных независимых нотариусов здесь выступают зависимые писцы, но об этом ниже.
Перейдем к Франции. Участие в нотариальном деле духовенства кроме образования его объясняется отчасти сакральным элементом, который введен в гражданский процесс национальным правом. По lex ripuariorum высшая степень удостоверения письменного акта (tit. 59. § 5) состоит в возложении его на алтарь. Присутствие в законе религиозного элемента в деле удостоверения актов могло в практической жизни иметь своим последствием участие служителей религии в самом составлении их. С другой стороны, социальное положение духовенства, почти тождественное с положением его в эту эпоху в Германии, также в значительной степени способствовало этому. Еще при Меровингах мы находим здесь иммунитеты, которые, имея первоначально тоже значение как и в Германии, получают при Людовике благочестивом право собственного суда, независимого от государственной власти*(848). <Donatio totius justitiae, ita ut nullus regiae potestatis minister aliquam justitiam clamare praesumat> встречается весьма часто в X и Х? столетии. Громадная в территориальном отношении церковная область точно также находится под исключительной властью и юрисдикцией духовенства. Она разделялась на бесчисленные церковные общины, где отношение к власти условливалось их свободой. В свободных церковных общинах, т. е. тех которые перешли к церкви от сеньоров, она вступала во все права последних, Суд здесь принадлежал выбранным из членов общины (scabini) под непосредственным надзором и председательством церковных властей. Для характеристики отношения церкви к свободным общинам мы приведем конституцию аббата Левина (989-1036), в которой существенные черты организации управления и суда выражены так ясно, что не нуждаются ни в каких дальнейших комментариях. Из нее видно, что placita coбирались в сроки, установленные духовными властями; никакая посторонняя власть (extranea potestas) не имела права являться на них и принимать учаcтие; председательство принадлежало аббату или его викарию; жалобы приносились в присутствии его и скабинов; апелляция поступала в высшие духовные суды*(849). В несвободных церковных общинах, где все поземельное владение принадлежало церкви, члены общины не имели ни суда ни права выбора мэра. Администрация и суд находились здесь исключительно в руках церковных чиновников. Смотря потому, принадлежала ли община епископии или монастырю это были или сельские священники или просто монахи.
Очевидно, что при этом исключении всякого светского вмешательства во внутренние дела церковных областей, при этом сосредоточии судебной функции в одних руках духовенства, участие его в нотариальном деле является необходимым следствием. Плотная масса духовных писцов, поддерживаемая могущественнейшим влиянием церковных властей, с одной стороны препятствовала образованию независимой нотариальной корпорации, получающей авторизацию от верховной власти, а с другой и сама не могла превратиться в эту корпорацию, как вследствие резкой обособленности от государства, так и принадлежности к духовному сану, с которым должность официального нотариуса несовместима.
Почти одновременно с развитием монополии духовенства в нотариальном деле, появляется право печати, которое еще более парализовало нотариальный институт, ибо делало его совершенно излишним.
Уже было замечено, что печать как средство утверждения документа является при Карле. До XI века употребление ее не имело никаких определенных правил и было делом произвола*(850). С этого времени путем обычая начинают образовываться определенные нормы, которые впоследствии кодифицируются и представляют ряд законов о печати в швабском земском праве.
Право печати вытекает из права герба*(851). Гербы служили первоначально знаком распознавания принадлежащих к известному отряду; они состояли из особенных фигур, которые чаще всего изображались красками на щите рыцарей и потому владение гербом означало принадлежность к рыцарству, особенно со времени крестовых походов, когда гербы делаются наследственными*(852). До XI века, по свидетельству Гейнекция, на печатях князей и графов встречается или просто портрет их или изображение сидящими на судейском кресле с мечом в руке для означения их судебной власти. Так это мы видим на печати Арнульфа, графа фландрского*(853) и на печати графа Адельберта*(854). Печати XI века отличаются крайнею простотой и содержат в себе обыкновенно изображение всадника с копьем или мечом в руке. Такова печать Вильгельма, графа фландрского*(855). Впоследствии к простому изображению всадника присоединяются разного рода украшения - изображения рогов, львов, собак, принадлежностей охоты и т.д.*(856). С XIII века входит в обычай изображать на печати герб с различными украшениями*(857). С возрастанием самостоятельности городов они начинают употреблять также печать с изображением башен, городских ворот или святых - патронов города. Так на печати города Фульда мы видим изображение Св. Бонифация, Бамберга - Св. Георгия, Кобурга - Св. Маврикия, Иены - архангела Михаила и т. д. Чаще же всего встречаются на них эмблематические фигуры: льва, (Геттинген, Ганновер, Мюнден, Люнебург и др.) быка, петуха и т. д.*(858). Духовные власти и корпорации издавна имели у себя печати без гербов, но с изображением или епископа в полном облачении, или святых, или наконец церкви*(859). Каждое лицо, принадлежащее к дворянству, имело свой собственный герб, но не каждое имело печать, в чем и состоит различие между правом герба и правом печати. Право иметь печать для утверждения документов, принадлежало лишь тому, кто был правоспособен к самостоятельному, без всякой зависимости и соизволения других лиц, заключению юридических сделок и совершению относительно их документов, другими словами тому, кто имел неограниченное право распоряжения относительно своего лица и имущества*(860). От права утверждать собственные документы отличается право утверждения документов других лиц, которые не могли по своему положению иметь печати. Оно определялось отношением господства между имеющим и не имеющим право печати. Отсюда вассалы пользовались при совершении документов печатью ленного господина, лица, поселившегося в церковных областях, печатью церквей и монастырей, дети не эманципированные - печатью родителей и т.д.*(861). При употреблении чужой печати в документе всегда делается упоминание о том, что сами контрагенты не имеют права печати: quia vero adhuc usum sigillo noun iobemmus или quia propria sigillo care*(862). Приложение печати лежит на обязанности лица, обязавшегося по договору или вообще лица, выдающего документ.
C введением римского и канонического права употребление печати распространилось еще более, так что все, лица имеющие права гражданства имеют и право печати. С этого времени каждый правоспособный вообще правоспособен и к печати и лишение ее было означающее лишение прав. Но здесь начинается уже поворот к новому порядку в истории нотариата. Универсализация права печати привела к утверждению нотариального института в его настоящей организации и вообще настолько же служила его развитию, насколько монополия подавляла его. Но об этом подробно будет изложено ниже.
Посмотрим теперь, как отразилось на нотариальном институте право печати? Выше было замечено, что утверждение документов других лиц основывалось на отношении подчинения, что ленные владельцы удостоверяли своей печатью документы вассалов, епископы и аббаты лиц, поселившихся на их землях, городские власти - документы горожан и т. д. Отсюда два последствия, подавлявших развитие нотариата: а) исключение его в смысле отдельного учреждения, так как приложение печати ленным владельцем, духовными или городскими властями, давая документу полное доказательное значение на суде, делало излишним существование особого института нотариусов. Цель нотариата вполне достигалась посредством печати; b) лицо составителя документа теряло всякое значение, чем объясняется, что в это время нотариус его не подписывал и вообще не делал никакого упоминания о себе.
При представлении документа в доказательство иска, первый вопрос был о подлинности печати, будет ли она собственная, или того лица, в зависимости от которого находится обязавшийся по документу. Одного документа вполне достаточно для доказательства, если он имеет печать ответчика и совершен в присутствии достоверных свидетелей*(863). Относительно числа их не существует никакого принципа*(864). Но во всяком случае они имели второстепенное только значение, главную же роль играла печать и потому вовсе не должны были собственноручно подписываться на документе, но достаточно было упоминания в акте о присутствии их и означения имен их. Сама достоверность этого последнего не подвергалась никакому сомнению, если подлинность печати вполне доказана. Кроме свидетелей, требовалось еще на документах, удостоверенных печатью, означение времени. И здесь спор о правильности не допускался, как скоро печать признана подлинною.
Во Франции развитие права печати совершалось в то же самое время, как в Германии и точно так же соединялось с правом свободного распоряжения собственным имуществом и вообще самостоятельного пользования гражданскими правами. Право утверждения печатью документов других лиц и здесь основывалось на отношении зависимости. В актах того времени постоянно встречаем замечание, что выдающий документ пользуется печатью других лиц*(865). Бомануар в своем сборнике <Соutumes et usages du Beauvoisis> во главе 35, носящей заглавие de soi obligier par lettres, указывает три способа совершения письменных договоров: entre gentix homes de lor seau; entre gentix homes und home de poeste par devant lor segneur ou sovrain; et par devant lor ordinaire de Crestiente, т. е. или посредством печати самих контрагентов, имевших право ее употребления, или сеньоров, или, наконец, духовных властей. Во внешней стороне печатей во Франции мы встречаем в XI и XII веке те же изображения как и в Германии, т. е. на рыцарских и баронских - всадника в полном вооружении, предметов охоты, орлов, драконов и звезд, на печатях женщин - изображение лилии*(866).
Форма печатей светских лиц - круглая, духовных и женщин - овальная*(867). Начиная с XIII и до конца XIV века замечается значительная сложность эмблем и особенная тонкость и изящество в отделке печатей, что можно объяснить стремлением предотвратить подделку. С этого времени на оборотной стороне большой печати епископов, аббатов и лиц светской аристократии появляется малая печать, secretum, служащая для утверждению большой и документов других лиц. С конца XIV века изображения значительно упрощаются и отделка их не имеет той утонченности, как в предшествующее время, что указывает на постепенное уничтожение значения печати, которое совершенно исчезает во второй половине XV века*(868).
Настоятели приходских церквей имели две печати, одну специально для утверждения документов о браке, другую же - для всех прочих актов*(869). Для договоров, заключаемых между христианами и евреями, существовала также особенная печать, которая прилагалась двумя выборными от городского управления гражданами (Prud'hommes)*(870).
Bo многих актах XII и XIII века мы усматриваем, что стороны обязываются в случае утраты или уничтожения от времени печати приложить ее вновь. Иногда замена ее выражала собой возобновление договора; прежняя печать в присутствии свидетелей срывалась и прилагалась новая*(871).
По Бомануару документы, утвержденные печатью, как скоро подлинность ее была вне всякого сомнения, имели абсолютно доказывающую силу. Ответчик приглашался в суд, где прочитывался ему акт обязательства, после чего судья спрашивал его: признает ли он на предъявленном документе собственную печать? Если ответ был утвердительный, то суд приказывал удовлетворить предъявленное требование в течение пятнадцати дней (s'il bailla les letres scellees de son scel; s'il dist <oil> on li doit commander, qu'il ait empli le teneur de le lettre dedens quinze jors). Если ответчик отрицал подлинность печати, то истец должен был представить доказательства, для чего призывались в суд свидетели, qui forent en present quand le lettre fut scellee, или же сведущие люди для сличения подписи и печати ответчика с другими, несомненно ему принадлежащими. Доказательством против подлинности акта считалось, если печать на половину или более утрачена. Всякая подделка ее наказывалась, как публичное мошенничество. Кто отрицает подлинность печати и не докажет этого на суде, подлежит наказанию как за обман и, сверх того, платит шестьдесят ливров в пользу сеньора.
Таким образом, и здесь, как в Германии, присутствие на документе печати, признанной в подлинности ответчиком, вело за собой исполнительный процесс. И здесь свидетели играют второстепенную роль и выступают на сцену в том лишь случае, когда возникает вопрос о подлинности печати, хотя и то не безусловно, ибо сличение печатей сведущими людьми могло заменить показания свидетелей.
Понятно, что результаты права печати во Франции были те же, как и в Германии, т. е. подавление нотариата, ибо цель его вполне достигалась посредством печати. При праве короля утверждать документы сеньоров, сеньора - вассалов, городских властей - горожан, епископа, аббатов и других духовных властей - лиц, принадлежащих к церковным общинам или поселенных на церковных землях и т. д., причем документу сообщалась безусловная доказательная сила,- нотариальный институт делался излишним в юридической жизни той эпохи. Sigillum fuit clavis Curiae, quae omnia claudit, firmat et resecat*(872).
Таковы были основные причины, парализовавшие развитие нотариата на началах, установленных законами Карла Великого. Но вместе с этим ими обуславливалась та организация, в которой он теперь является в Германии и Франции. И здесь и там нотариусы суть ни что иное как писцы, которые или состоят на службе в общественных учреждениях или предлагают свои услуги частным лицам свободно за известное вознаграждение.
По мере того как с падением монархической власти развивалась власть отдельных князей, они создают около себя особые канцелярии наподобие императорских со своими нотариусами, где формы совершения документов, как мы говорили во главе девятой, почти тождественны с употреблявшимися в императорских канцеляриях.
Духовные власти и корпорации имели при себе также канцелярии, наполнявшиеся нотариусами. И здесь образцом канцелярского устройства и формальной стороны документов служили формы и порядок королевских канцелярий. Почти все епископские акты писались от лица епископа и представляли собой как бы речь его, а в конце, как в королевских и герцогских, постоянно встречается: datum per manum N. N. notarii nostri. В этой форме писались даже такие документы, которые заключали в себе долговое обязательство и т. п. Так у Гудена, например, мы находим долговой акт Гергарда, архиепископа Майнцского, написанный в вышеупомянутой форме и в конце его: Rugerus notarius noster*(873). Аббаты и аббатиссы также имели своих нотариусов*(874).
Мы видим служилых нотариусов и при городских куриях, где они составляют акты по делам города и городской юрисдикции. Так, у Гудена один франкфуртский документ под названием professio Adelhiedis coram magistratu edita de relinquendo filiae portionem hereditatis suae cum pueris reliquis aequalem*(875) подписан нотариусом этого города: Theodoricus notarius Francofurt. Как видно из акта, нотариусы Франкфурта были членами городского совета*(876).
В документах крупных феодальных баронов и графов мы также встречаемся с нотариусами. Из документов владельцев (Herren) Изенбурга*(877), Венсенбурга*(878), Кобурга*(879) и других видно, что они имели своих нотариусов. Очевидно, это не были служилые нотариусы в настоящем значении слова, ибо закон Карла Великого <ut unusquisque episcopus et abba et singuli comites suum notarium habeant> потерял всякое значение, равно как и сама должность comites, к которой он относился.
Второй разряд нотариусов этой эпохи - свободные писцы большей частью принадлежали к духовенству, хотя и не всегда в составленных ими документах указывали на это. Сказать что-нибудь определенное об организации этого разряда довольно трудно. Почти несомненно, что они, не составляя из себя корпорации, каждый отдельно, собственным лицом, в виде свободного ремесла, занимались изготовлением документов, руководствуясь общеупотребительными сборниками формул прежнего времени, вследствие чего в конструкции текста документы этого периода мало отличаются от предшествующих. Впрочем, в них есть две особенности: а) отсутствие подписи нотариуса и b) излишняя подробность в означение времени. Первое объясняется значением печати, которая придавая документу публичный авторитет, делала излишней подпись его составителя, второе же влиянием канонического права.
Уничтожение институтом печати значения нотариальной подписи вызвало другое явление в формальной стороне актов этого времени - присутствие нотариуса только в качестве свидетеля. У Гудена и в других сборниках мы встречаем множество таких документов*(880). He подлежит никакому сомнению, что нотариус-свидетель на документе был и его составителем. При отсутствии всякого порядка в организации нотариата это было не только возможно, но и вполне удобно, ибо пребывание нотариуса в известном округе, а следовательно и более легкая возможность в случае надобности призыва его к суду представляли своего рода выгоды для контрагентов*(881). Остерло подпись нотариуса в качестве свидетеля относит только к свободным писцам*(882), но ближайшее исследование документов этого периода не дает основания считать это замечание правильным. У Гудена во многих документах свидетелями являются нотариусы герцогских, маркграфских и ландграфских канцелярий. Так в дарственной записи Альберта, ландграфа Тюрингского, в пользу госпиталя Св. Марии в числе свидетелей названы Henricus de Libenstet Mathie - curiae notarii*(883). Нотариусы-свидетели встречаются даже на документах, выходивших из императорской и королевских канцелярий*(884).
Во Франции состояние нотариата этого времени было почти то же, как и в Германии. Подавляя самостоятельное значение нотариального института, право печати и здесь преобразило нотариусов в служилый класс писцов общественных учреждений и канцелярий сеньоров. Свободные писцы также существовали, хотя акты совершенные ими, встречаются гораздо реже, нежели в Германии*(885). Служилые нотариусы делились на три разряда: а) епископские, занимавшиеся в духовных куриях, b) сеньориальные в куриях разного рода dominorum и с) городские.
Число епископских нотариусов было весьма значительно. Кроме занятий в курии они принимали участие в составлении документов для частных лиц и в этом отношении пользовались почти монополией, так что конкуренция с ними вольных писцов едва заметна. По господствующему воззрению той эпохи, акты совершенные духовным лицом, имели большую обязательную силу, нежели простым писцом. Духовенство поддерживало в народе это воззрение и по свидетельству Брюне, за не исполнение контракта, писанного духовным лицом, сторона не исполнившая нередко подлежала епитимии или даже отлучению от церкви*(886). Кроме этого, как увидим ниже акты, совершенные духовными писцами, вели за собой юрисдикцию духовных судов*(887), что для сторон часто было весьма желательно, потому что, пo словам автора хроники de saint Denis, les justices des seigneurs et leurs sceaux doune a ferme etaient si mal administres, que chacun citoyen se retirait sur les territoires des hauts justiciers ecclesiastiques*(888). Труд духовных нотариусов стоил очень дорого; они требовали значительной платы не только за составление акта, но и за письменный материал - бумагу, чернила, воск и т. д., оправдывая себя тем, что nec calamus, nec charta gratis habeatur*(889).
Сеньориальные нотариусы являются также в значительном числе. Они изготовляли документы in curiis dominorum. По ленному праву все договоры между вассалами совершались в присутствии свидетелей пред сеньором и писались в сеньориальных куриях от имени последнего. Вассал, желавший совершить, например, дар в пользу церкви или другой какой-либо договор, должен был испросить предварительно согласие сеньора, после чего писался сам акт*(890). Подписи нотариусов редко встречаются в этих актах, ибо участие сеньора и приложение его печати делало их излишними*(891).
В городах акты писались перед мэром и также в присутствии свидетелей. Мэр прикладывал городскую печать, которая сообщала документу публичное значение. Обыкновенно он писался в двух экземплярах, один вручался контрагентам, другой оставался в мэрии или отсылался на хранение в монастыри, где нередко находились городские архивы.
Весьма часто к документам присоединялись некоторые символические знаки, обозначающие переход прав. Употребительнейшим символом была деревянная палочка, прикреплявшаяся к акту посредством маленьких ремней.*(892). Приложение этого символа к документу служило материальным доказательством исполнения содержащихся в нем обязательств*(893).
Руководством при составлении документов служили ходячие сборники формул, между которыми особенной известностью пользовалась Practica Petri Iасоbi de Aureliacо, переработанная в Монпелье в начале XIV столетия*(894).