История нотариата

Часть первая
Нотариат до возведения его в государственную должность

Отдел первый
Нотариат в Риме

Глава первая
Служилые и частные писцы

Римская юриспруденция, выработавшая формулы и формуляры*(1) для правовых сделок римского народа, наблюдала в лице своих представителей за облечением этих сделок в письменную, документальную форму. Редакция юридических актов, совершаемых вне суда, значение коих основывалось на строгом соблюдении древних форм, была почетною функцией римских юрисконсультов в эпоху республики и в начале империи*(2). Рядом с этой творческою силою, силою зиждущего юридического разума, стояла другая, чисто механическая, пассивно вкладывавшая правовой материал в традиционную формулу, в лице простых писцов - scribae, exceptores et notarii. По мере того как римский юридический ум, постепенно исчерпывая самого себя, доходит до полнейшего изнеможения своих производительных сил, механическая работа над правовым материалом становится шире и шире и наконец является почти исключительною. Для исторического исследования о нотариате, эта механическая деятельность составляет первый, исходный момент.
Представителями ее в эпоху республики были: a) scribae, b) exceptoreset notarii. Эти два разряда лиц, занимавшихся облечением правового материала в документальную форму, различаются между собою тем, что scribae состояли на государственной службе*(3), последние же - exceptores et notarii - на службе у частных лиц*(4).
Свидетельства первоначальных источников относительно scribae до такой степени отрывочны, скудны и неопределенны, что восстановить на основании их организацию этого учреждения, его дисциплинарное отношение к магистратам, около которых группировались scribae вместе с другими apparitores (lictores, viatores, praecones), их права и обязанности, нет никакой возможности. Два, три замечания, брошенные на ходу Тацитом в его летописи*(5), фрагмент закона Суллы (de XX quaestoribus), несколько отрывочных указаний Цицерона в его обвинительной речи против Верреса*(6) вместе с упоминанием дигест - вот почти все что мы имеем для эпохи республики; материал крайне недостаточный для исторического воспроизведения целого учреждения. Но есть еще один источник,- это надписи, сохранившиеся от времен римской республики и империи на стенах и надгробных камнях (изданные Грутером*(7), Орелли*(8) и Моммзеном)*(9) в Италии, Испании и южной Франции. Содержащийся в них материал настолько дополняет и выясняет указания первоначальных источников, что только при нем возможно восстановить по крайней мере в общих чертах учреждение республиканских scribae.
Ha должность scribae, служилых писцов, могли поступать лишь римские граждане*(10) и притом не лишенные гражданской чести*(11). Следовательно, перегрины и лица, подвергшиеся умалению гражданской чести, не имели доступа к этой должности. По свидетельству лапидарных источников, равно как и самого закона Суллы, это не подлежит никакому сомнению: hos omnes cives romanos fuisse testantar inscriptiones, говорит Моммзен*(12). Положение государственного писца составляло предмет домогательства со стороны вольноотпущенников и беднейших граждан Рима, вследствие чего декурии писцов наполнялись главным образом вольноотпущенниками*(13). Избрание их принадлежало магистрату, при котором они желали служить, и не ограничивалось сроком его службы, но простиралось, вероятно, ради обеспечения официального характера за этой должностью, и на его преемников*(14). Раз, получив избрание, scriba мог уступить свое место другому лицу за деньги (decuriam vendere) и в этом смысле упоминает Цицерон о продаже декурии в речи против Верреса*(15). Таким образом должность scribae в строгом смысле была пожизненною*(16). Независимо продажи своего места scriba имел право поставить за себя викария (jus vicarii dandi)*(17), если сам не мог по какой-либо причине отправлять должность. Викарий получал вознаграждение от настоящего владельца должности, все же доходы от нее, равно как и самое жалование (merces), поступало всецело этому последнему. Сам магистрат имел право отказать лицу, купившему должность, в принятии в декурию в том только случае, если он оказывался совершенно неспособным к делу*(18). Суд над scribae по преступлениям по должности принадлежал, как видно из Цицерона, претору при участии курульных эдилов*(19) и самого магистрата, под начальством которого состоял обвиняемый. Из среды более способных писцов магистраты преимущественно избирали себе помощников*(20).
Обязанность их состояла в изготовлении публичных документов (tabulae publicae)*(21) и ведении общественных счетов (rationes), вследствие чего они и называются scribae librarii*(22). Выписки и копии с этих tabulae и rationes они обязаны были выдавать нуждающимся в них и делать удостоверение в правильности списков от имени магистрата*(23). Далее, всякое распоряжение его, декретов, (pericula magistratuum), изготовлялся scribae; на их же обязанности лежало и хранение этих декретов*(24). При преторской юрисдикции scribae принимают также видное участие. Если основываясь на одном выражении Цицерона в обвинительной речи против Верреса и нельзя предполагать, чтобы на их обязанности было начертание эдикта на album*(25), то наблюдение за этим несомненно лежало на них, равно как и удостоверение в подлинности списков эдикта*(26) и в особенности изготовление формул, которых фактическая правильность хотя и была делом тяжущихся, но юридическая точность находилась под наблюдением претора*(27) и наконец многочисленных формул так называемых actiones in factum conceptae. Независимо от этого они должны были присутствовать при самом отправлении суда претором*(28). В продолжение процесса они вписывали в особенные codices (судебные журналы) для памяти судьи все наиболее заслуживающее внимания*(29). В этих to codices лежит зародыш позднейших судебных протоколов - асtа или gesta.
Scribae, равно как и другие apparitores, состоящие при магистратах, получали из государственного казначейства (aerarium) определенное жалованье (merces). Об этом свидетельствует закон Суллы*(30). Жалованье получалось погодно*(31). Относительно размера его мы не можем сказать ничего определенного. Моммзен полагает, что оно было довольно значительно*(32). Впрочем это мнение едва ли можно считать безусловно верным, так как Цицерон в речи против Верреса высказывается об этом в совершенно противоположном смысле*(33). Кроме жалования они получали и награды*(34). (Обыкновенно золотой перстень, конь и т. п.).
Все прикомандированные к магистрату scribae образовали из себя корпорацию, (ordo)*(35), которая иногда разделялась на несколько декурий*(36) и имела особых представителей (decemprimi, sexprimi, magistri)*(37). Определенного числа членов корпорации, штата, установлено не было; во всяком случае оно не выходило за пределы потребности, чтобы не обременять без нужды aerarium'a*(38).
Общественное положение scribae было довольно высоко. Цицерон называет их ordo honestus*(39) и говорит о них в таком духе, что нет никакого основания предполагать, подобно Остерло*(40), что scribae не пользовались особым уважением. В весьма многих надписях на надгробных памятниках вместе со значением имени умершего scriba упоминается о различных honores, ему принадлежавших*(41). Еще яснее это усматривается из закона Суллы, по которому (11. 40) имена apparitores должны быть написаны по декуриам на таблицах, прибиваемых к стене храма Сатурна, смежной с aerarium'ом (in tabulis ad aedem Saturni in pariete intra caveas affigendis).
He все магистраты имели одинаковый штат apparitores. Консулы имели лишь lictores, viatores et praecones, ho scribas не имели*(42). В надписях постоянно встречаются лишь писцы квесторов, эдилов, трибунов, но ни в одной нет и следа консульских или преторских scribae. Следует предположить, что они или пользовались наемными писцами, или собственными и общественными рабами или наконец писцами квесторов*(43). Последнее предположение кажется, более правдоподобным и, вероятно, декурии отделяли по жребию несколько своих членов для занятий при консуле и преторе*(44). Трудно объяснить это отсутствие scribae среди служебного штата консулов и преторов. Моммзен пытается объяснить это так: scribae enim non dati sunt, ut ab epistolis essent magistratibus, sed ut adjuvarent in tabulis librisque conficiendis. Tabulas autem conficere non consulum erat, sed quaestorum*(45). Ho как мы говорили выше, писцы, участвовавшие при юрисдикции претора, вели также судебные codices или tabulae. Как бы то ни было, но, по надписям, лишь квесторы, эдилы и трибуны имели при себе декурии писцов*(46).
Самою многочисленною, пользующеюся особым уважением, корпорацией служилых писцов были scribae quaestorii. Она состояла из трех декурий и имела своим представителем коллегию Sexprimorum. Это явствует из многочисленных надписей*(47); о коллегии Sexprimorum упоминают, кроме того, Fragmenta Vaticana в § 124*(48). Все они имели занятие при aerarium'a*(49) и состояли при городском квесторе, а затем при префекте aerarium'a*(50). Относительно распределения занятий между декуриями мы не можем сказать ничего определенного при отсутствии всяких указаний на это. Точно так же неизвестно и число членов в каждой декурии. Что касается до коллегии Sexprimorum, которой принадлежало заведывание делами корпорации и, вероятно, все высшие функции должности, то относительно происхождения ее мы также не можем сказать ничего определенного. Были ли эти шесть лиц избраны из всей корпорации по два из каждой декурии, или первые шесть из первой декурии, равно как избирались ли они членами корпорации или магистратом, на это нет никаких указаний. Относительно срока отправления обязанностей этой коллегией есть основание предполагать, что она была постоянным учреждением, munus perpetuum,*(51). В корпорацию квесторских писцов вступали весьма нередко лица сословия всадников и в императорскую эпоху весьма многие из членов ее достигали магистратуры в итальянских и других муниципиях*(52). В одной надписи*(53) значится, что некто Елий, scriba quaestorius, habuit in provinciis plurimos honores municipales.
Следующий по общественному значению разряд служилых писцов есть эдильские писцы - scribae aediliсii*(54). Разделялась ли корпорация эдильских писцов на декурии, сказать довольно трудно. Вообще в надписях весьма редко встречается упоминание о декурии эдильских писцов. Из тридцати надписей, в которых говорится о scribae aedilicii, только четыре заключают указание на декурии*(55). В одной надписи у Грутера*(56) значится: Fortunatus decuriae scrib. libr. aed. cur. Ясно, что все эдильские писцы представляли собою одну декурию и что здесь декурия имеет то же значение, что коллегия. Во главе эдильских писцов стояли X viri*(57), которые и называются в надписях иногда decuria major*(58). Многие из них имели eqvum publicum и различные officia publica non infimi ordinis, как например: curam viarum и т. д.*(59). По свидетельству надписей не одни только курульные эдилы имели писцов, но и плебейские эдилы. В этом не оставляет никакого сомнения, например, следующая надпись: L. Atiedius L. J. Dorus scr. libr. aed. pl.*(60).
Низшим разрядом служилых писцов являются scribae tribunicii. О существовании этого разряда свидетельствуют весьма многие надписи*(61). В них усматривается между прочим, что трибунские писцы служили в тоже время и при эдилах*(62). О разделении их на декурии нет никаких свидетельств.
Вот в каком виде представляется организация учреждения служилых писцов в республиканскую эпоху, насколько мы могли воспроизвести ее на основании отрывочных указаний классических писателей и надписей*(63).
Мы должны сделать еще два замечания относительно всего учреждения официальных scribae: 1) нельзя отрицать в служилых писцах не только образования вообще, но и знания права. Последнее доказывается участием их в юрисдикции претора, ведением судебных codices и подготовкой декретов магистратов (pericula magistratuum), тогда как о первом свидетельствует составление tabulae publicae и rationes. В одной надписи эдильский писец, имя которого не может быт прочитано вследствие повреждения камня, именуется iurisprudens*(64). 2 Их отношение к ремеслу частных писцов, имевших свои собрания вместе с поэтами и литераторами в храме Минервы, на Авентине, представляется в источниках в высшей степени неясным*(65).
Другой разряд лиц, занимавшихся письменным изложением правового материала, составляют писцы, находившиеся на службе у частных лиц. Это были или свободные лица, состоявшие домашними секретарями у богатых римлян по свободному найму, или рабы. Первые называются в источниках exceptores, a иногда librarii , последние же notarii. Относительно свободного найма в должность писца свидетельствуют Дигесты*(66), называя лицо, поступившее в услужение в качестве домашнего писца, ехсерtоr (qui operas suas locasset) и упоминая о жаловании ему (merces). Из этого же фрагмента видно, что нанявшийся собственным лицом предъявляет иск о жаловании, что прямо указывает на его свободное состояние. Название librarius для лица, записывающего юридические сделки, также встречается в Дигестах: si librarius in transcribendis stipulationis verbis errasset и т.д*(67). Писцы из рабов называются в источниках notarii. Значительная часть текстов Дигест говорит об notarii в смысле продажи, отказа по завещанию и т.п.*(68). Это был самый многочисленный класс частных писцов, ибо рабство, предоставлявшее римскому гражданину возможность заменять себя в различных сферах деятельности рабами, давало ему все удобства и в этом отношении. Самое слово notarius происходит от употребления писцами этого рода особых notae, стенографических знаков, при письме под диктовку, которые потом переписывались общепонятным образом, о чем также упоминают Дигесты*(69).
Употребление этих знаков, получивших впоследствии в сборниках особое название notae tironianac, было весьма распространено не только между писцами из рабов, но и официальными и вольнонаемными scribae. Долгое время они считались изобретением одного лица, пока Копп не доказал ученому миру, что система этих знаков есть дело целых столетий*(70). Если неоспоримо, что употребление их восходит далеко в до августовскую эпоху, то нельзя сказать ничего определенного о том, кто положил основы этому искусству, было ли оно изобретением самих римлян или занесено из Греции, кто развил эту систему и кто, наконец, начал и продолжал сборники этих стенографических знаков. Относительно лучшие указания на этот предмет мы находим у Плутарха, который рассказывает, что Цицерон пытался посредством этих знаков записать речь Катона в сенате по поводу катилинианского заговора*(71) и у Светония, который называет первым изобретателем их Енния, приписывает дальнейшие заслуги в развитии стенографического письма вольноотпущенному Цицерона Туллию Тирону и другим менее известным лицам, и, наконец, упоминает о систематическом сборнике этих знаков, сделанном Сенекою*(72). Согласно этому последнему свидетельству большая часть сборников знаков носит название notae Senecae ac Tironis. Вышеприведенное свидетельство о Цицероне не подлежит никакому сомнению, так как известно, что Цицерон постоянно заботился о сохранении как своих собственных, так и чужих ораторских речей, и что, наконец, он имел особенный политический интерес записать слово в слово сенатскую речь Катона, в чем помогал ему его вольноотпущенник Тирон. Но нельзя того же сказать относительно указания на Енния и Сенеку, так как не видно, какого Енния и какого Сенеку разумеет Светоний, и в какое время жили эти люди, так много сделавшие для стенографического искусства классической эпохи. Как бы то ни было это искусство существовало в Риме и провинциях и всегда было весьма распространено. Во времена Диоклетиана ars notaria была предметом преподавания в школах. В итальянских провинциальных городах, в Сирии, еще в шестом столетии в Африке, существовали школы, в которых преподавалась стенография. У христианских писателей и особенно у Киприяна мы находим указания, что это искусство постоянно служило целям христианских общин. В эпоху гонений то, что говорилось исповедниками перед судьями, было записываемо верующими посредством notae, из чего и составлялись потом acta sanctorum. Известно, что Ориген большую часть своих сочинений диктовал писцам, записывавшим их стенографически. Во главе о церковном нотариате мы увидим, что церковные нотариусы были установлены, между прочим, ради стенографической записи епископских бесед, а равно и прений на соборах, что прямо доказывается актами Карфагенского собора 411 года.
Перейдем теперь к исследованию организации учреждения служилых и положения частных писцов в эпоху Римской Империи.
После того как республиканские учреждения пали окончательно, и бюрократия, порожденная напряженным развитием самодержавия императорской власти, крепко охватила все отправления государственной жизни и стиснула их в своих формах, от прежнего республиканского порядка остались одни только наименования, но смысл их и значение не имели уже ничего общего с республиканским временем. Чем далее в глубь истории Империи, тем сложнее и сложнее является бюрократическая машина и численность представителей ее расширяется более и более. Всеохватывающий бюрократический механизм Империи приводится в движение единой волей кесаря; все государственные функции, администрация, суд и законодательство, проходят через этот механизм, осуществляются только посредством его; являются бесчисленные канцелярии (scrinia); закон устанавливает для них штаты, образец которых представляет нам L, 1. § 8. С. de officio Praef. pret.. Africae. 1. 27. Начиная с кесаря, каждый высший сановник является действующим лишь совместно с канцелярией, и каждый из высших официалов сановника в свою очередь имеет канцелярию*(73), и все это производит бесчисленное множество libelli, epistolae, relationes, acta или gesta и т. п. Книга Иоанна Лида de magistratibus populi romani представляет нам отчетливый оттиск бюрократического механизма того времени.
Республиканское название exceptores, принадлежавшее некогда вольнонаемным писцам свободного состояния, делается в четвертом и пятом веке общим именем для служилых писцов во всех учреждениях*(74). При Константине республиканские apparitores, именно scribae и lictores, являются еще при юрисдикции провинциального наместника, но позднее совершенно исчезают*(75) Notitia dignitatum указывает нам exceptores во всех officia*(76) и, кроме того, в провинции при каждой курии мы видим также exceptores*(77). Они слагают из себя корпорацию, состоящую под надзором магистрата, и примыкают к officium свободным образом, не будучи в собственном смысле milites и не получая содержания от государства (annona)*(78), что принадлежало членам officii. В виде особенной привилегии в одной лишь officium префекта предоставляется принадлежащим к ней эксцепторам военное достоинство и жалованье*(79). Число их в officium префекта достигало громадной цифры. По свидетельству Лида оно доходило до тысячи*(80). Эксцепторы разделялись на коллегии (scholae); Лид насчитывает их до пятнадцати*(81). Во главе корпорации стоит представитель ее, primicerius, или, как называет его Лид, primiscrinius*(82). Высшую коллегию эксцепторов образуют так называемые avgustales. По закону императора Аркадия из эксцепторов, более способных и долго состоящих на службе (не менее девяти лет), тридцать человек избирались по жребию в особую коллегию, члены которой получали титул avgustales*(83). Из них Cornicularius, Commentariensis и Ab Actis избирали себе помощников. Эта последняя должность была лишь срочною и по истечении известного времени исполнявшие ее снова возвращались в число avgustales, могли быть избраны вторично в ту же должность, пока наконец, не выходили из коллегии, получая высшее положение в администрации. Вступая на должность помощника вышепоименованных официалов августалы могли в свою очередь брать себе помощников из обыкновенных эксцепторов (так формировались канцелярии - scrinia), что и составляло для избранного первой шаг на службе, за которым могло следовать вступление в коллегию августалов, избрание на должность primicerius scholae или назначение на высший служебный пост в официи и вне ее (honesta missio)*(84). При каждой officium были особые списки для эксцепторов (codicilli), внесение в которые зависело кроме primicerius scholae и от представителя officium (princeps officii) и магистрата.
Так как должность эксцептора была первым шагом на государственной службе, то в нее вступали члены знатных фамилий особенно при officium кесарских наместников. Неправоспособными к занятию этой должности считались рабы и колоны*(85). В пользу эксцепторов поступали пошлины, размер которых определялся различно*(86).
Подобно exceptores и другое название для частных писцов в эпоху Республики notarii перенесено теперь на официальное учреждение. Со времен императора Гордиана название notarius стало принадлежать императорским секретарям*(87). На обязанности их лежало ведение протоколов in consistorio sacro и подготовление всех распоряжений кесаря; они занимали, таким образом, место государственных секретарей*(88). Личное благосостояние нотариусов было предметом особых забот кесарей*(89). Титул нотариуса сохранялся за ними и после того как они выходили из императорской канцелярии на высший служебный пост*(90). Подобно эксцепторам императорские нотариусы слагали из себя корпорацию, представитель которой назывался primicerius notariorum*(91). За ним следовали decemprimi, называемые также tribuni et notarii, представитель которых назывался secundicerius, и остальные нотариусы, называвшиеся domestici et notarii или просто notarii. И здесь, как в коллегии эксцепторов, велись матрикулы. Те из нотариусов, которые уклонялись от исполнения своих обязанностей в течение пяти лет, вычеркивались из списков, но не лишались в то же время привилегий своего положения*(92). Tribuni et notarii, которые исполняли должность primicerius, по выходу в отставку, пользовались пожизненно титулом magister officiorum. По своему рангу tribuni et notarii принадлежали к spectabiles*(93).
Частные писцы в эпоху Империи являются по-прежнему на службе у богатых граждан из свободных людей - по найму, из рабов - обязательно. Если название exceptores стало принадлежать исключительно служилым писцам, то нельзя того же сказать относительно названия notarius. Сделавшись принадлежностью императорских секретарей, оно не перестает прилагаться и теперь, как во время Республики, к писцам несвободного состояния, на что указывает прямо L. 26. Cod. de pignorib. 8. 14.*(94). То же название получают теперь и свободные писцы на частной службе. Так писцы епископов, обязанные записывать их беседы с народом и поучения, постоянно именуются notarii*(95).