История нотариата
Глава третья
Совершение табеллиональных документов
Кроме указаний на порядок совершения документов в XLIV, XLVII и
LXXIII новеллах, заключающих в себе законодательные распоряжения
об исполнении табеллионами их обязанностей, мы извлекли не менее
важные данные относительно этого же предмета из подлинных документов
равенских табеллионов, изданных аббатом Марини с превосходными к
ним комментариями*(158).
Лица, желающие совершить документ, должны обратиться в контору табеллиона
- venire ad ejus stationem*(159) и просить его о совершении документа
(rogare). Табеллион на основании устного сообщения сторон о свойстве
сделки составляет прежде всего проект акта, называемый scheda. Цель
его заключается в том, чтобы выяснить характер юридического отношения,
в которое вступают стороны, и желания их относительно взаимных правоопределений,
как это делается нотариусами в наше время. С этого scheda писался
самый акт, но, вероятно, не прежде, как scheda прочитывался контрагентам
и утверждался их согласием. Для написания акта употреблялся род
гербовой бумаги (protocollum), о которой мы подробно скажем ниже*(160).
Переписанный акт еще раз прочитывался контрагентам в присутствии
свидетелей, приводимых ими*(161), подписывался теми и другими, после
чего его подписывал табеллион с обозначением, что он прочитан контрагентам,
подписан ими и свидетелями и вручен по принадлежности. Так на купчей
Голдигера имеется следующая подпись: Julianus forensis civ. Rav.
scriptor hujus documenti sex unciar. fundi Geniciani cum casale
sicut superius legitur a testibus roboratum et traditum in praesenti
complevi et absolvi +++*(162). В документе plenariae securitatis,
заключающем в себе удостоверение, данное Грацианом некоей Германе
о принятии имущества малолетнего Стефана 564 года, значится: Ego
Iohannes Tabellio civ. Rav. hoc instrumentum plenariae securitatis,
factum a Graciano v. r. subdiac. tutore Stefani popilli, in Germana
cl. f. relectum roboratum et traditum complevi et absolvi diae ssta*(163).
Упоминание табеллионом о прочтении и подписании акта контрагентами
и свидетелями не есть необходимая его принадлежность, а потому в
некоторых документах подпись эта разнообразится, именно является
только одно complevi. Так на купчей Домнина: + F1. Iohannis, forensis
hujus splendedissimae urbis Ravennatis, habens stationem ad Monitam
auri, in porticum sacri palatii, scriptor hujus instrument, complevi
+++. Как в вышеприведенном документе, так и в некоторых других,
например в завещании Маннана и т. д.*(164) имеется указание и места
нахождения конторы табеллиона (habens stationem apud sanctum Iohannem
Baptista или ad Monitam auri), но в большинстве табеллиональных
подписей нет означения statio, что объясняется отсутствием требования
его со стороны закона.
Выражения в подписи табеллионов complevi et absolvi подали повод
к догадкам о значении того и другого. Шпангенберг видит в completio
и absolutio два отдельных акта. Под completio он разумеет прочтение
документа контрагентам и свидетелям, a равно и подписание его теми
и другими, под absolutio же понимается им собственно подпись табеллиона*(165).
По мнению Конради, как скоро свидетели подписали акт, completio
уже последовало. Содержание ее составляет подпись табеллиона и заключающиеся
в ней прибавления, что все совершено сообразно с установленным порядком
и особенно что свидетели подписались. Absolutio Конради считает
однозначащим с completio, но не с perfectio instrumenti, которая
по его мнению состоит в том, что табеллион подписывал совершенно
готовый документ*(166). Остерло полагает, что в целом оба выражения
означают одно и то же, хотя complere ближайшим образом относится
к подписи табеллиона, составляющей заключение целого, напротив absolvere
к контрагентам, участвующим в совершении акта*(167).
Справедливее других в этом случае смотрит па дело Шпангенберг, хотя
с мнением его вполне согласиться нельзя. Заметим прежде всего, что
в тех местах источников, где говорится о completio и absolutio,
он представляются двумя актами, исполняемыми разными лицами, присутствующими
при написании документа. Так в кодексе L. 16. de fide instrumentorum
4. 21. мы читаем: contractus venditionum, vel permutationum vel
donationum.....non aliter vires habere sancimus, nisi instrumenta
in mundum recepta, subscriptionibusque partium confirmata, et si
per tabellionem conscribantur, etiam ab ipso compkta, et postremo
a partibus absoluta sint: ut nulli liceat prius quam haec ita praecesserint,
vel a scheda conscripta vel ab ipso mundo, quod necdum est impletum
vel absolutum, aliquod jus sibi ex eodem contractu vel transactione
vindicare. В институциях в 24-м титуле третьей книги мы находим
то же самое разграничение между completio и absolutio: et si (instrumenta)
per tabellionem fiunt nisi et completiones acceperint, et fuerint
partibus absoluta. В L. ult. C. de contr. e. v. 4. 38. содержится
такое же указание. Итак, на основании источников, следуя буквальному
смыслу их, мы не имеем никакого права отождествлять эти два акта.
Completio они относят к табеллиону, a absolutio к контрагентам (а
partibus absoluta sunt). Completio состоит в написании проекта акта,
т. е. в выяснении как свойства сделки, так и взаимных правоопределений
сторон, и в подготовление на основании этого проекта mundum, т.
е. настоящего документа, absolutio же есть акт, состоящий в прочтении
документа (mundum) сторонам и свидетелям и в утверждении его подписями
как тех и других, так равно и табеллиона. Это мнение имеет свое
основание кроме вышеприведенных текстов и в параграфе третьем первой
главы XLIV новеллы, где выражение compler отнесено к causa, т. е.
к определению юридического отношения сторон. Эта новелла главным
образом направлена на то, чтобы вменить в непременную обязанность
табеллионам лично присутствовать в то время, dum documentum dimittitur
и даже в случае болезни они должны приглашать стороны к себе и непременно
лично саusam complere составить проект акта. Табеллион должен быть
знать о свойстве сделки и в случае спора засвидетельствовать о ней
в суде (Cujc. ad Novel. XLIV). Вот почему в источниках complere
относится исключительно к табеллиону или его помощнику, заступающему
его при совершении акта, a absolutio ad partes - к контрагентам.
Вместе с подписью имени табеллионы, как видно из некоторых документов,
излагали иногда вкратце и содержание самого акта. Так в дарственной
записи Паулициния мы читаем следующее: + Vitalianus Forensis civitatis
Ravennatis scribtor hujus chartul. donationis a praesenti die trium
unciarum principalium in integro fundi Terriaticus et omnibus ad
se pertinentibus, sicut superius legitur, post roboratione testium
complevi et absolvi*(168). Такое же изложение содержания акта в
подписи табеллиона заключается в дарственной записи Бона и Мартирии*(169)
и в одной анонимной купчей*(170), где перечисление предметов купли
до такой степени обширно, что некоторые ученые принимали подпись
табеллиона за самостоятельный акт. Впрочем, подобных документов
встречается очень немного, обыкновенно же табеллионы в своей подписи
выражаются просто: scriptor hujus chartulae donationis complevi
et absolvi или scriptor hujus instrumenti complevi*(171).
Что касается до титула, которым именовали себя табеллионы в подписях,
то в большинстве документов усматривается forensis, и лишь в некоторых
tabellio. Так в дарственной записи Сизеверы читаем: Bonus tabellio
civitatis Rav. и пр.*(172).
Почти во всех документах, принадлежащих к шестому веку, в подписи
сторон, свидетелей и табеллиона находится знак креста в разнообразных
формах, иногда в начале подписи, иногда в конце ее, иногда же и
в начале и в конце*(173). Чаще встречается обыкновенный крест +,
но иногда андреевский X, иногда в форме звезды *, а иногда крест
с точками и т. п.
При неграмотности контрагентов знак креста, собственноручно поставленный
на документе, заменяет собою подпись их. По конституции императора
Юстиниана 531 года наследник должен был непременно подписаться на
инвентаре наследства. Если же он не умел или не мог писать, то для
подписания его имени должен быть приглашен табулярий, а наследник
перед подписью своего имени последним должен поставить знак честного
креста в присутствии знающих его свидетелей, которые могли бы слышать
его просьбу к табулярию о подписи за него документа. Это постановление,
кроме подписи инвентаря, распространялось и на другие случаи, что
можно видеть из совокупности равенских документов. В дарственной
записи Рунилы в пользу Равенской церкви вместо подписи употреблено
изображение креста: propter ignorantiam litterarum signa impraessimus*(174).
То же самое встречаем в дарственной Иоанна*(175), в купчей Перегрина
от Тургилоны 539 года*(176), в купчей Домника, в передаточной записи
Милания и Геронтия 540 года*(177) и многих других. Что во времена
Юстиниана крест заменял подпись не на одном только наследственном
инвентаре, но и на других актах, это видно из предисловия XC новеллы,
где рассказывается, что в Вифинии было составлено подложное завещание,
для подписи которого некоторые из свидетелей, взяв руку умершей
завещательницы, поставили ею на тестаменте знак креста.
Во многих из дошедших до нас табеллиональных документов при изображении
безграмотным креста табеллион делает об этом примечание тотчас подле
постановленного знака. Так в документе plenariae securitatis мы
находим следующее примечание табеллиона: Signum ssti Gratiani v.
r. subdiaconi litteras nescientem et alia manu subscribentem*(178).
To же встречаем в купчей от Домника: Signum Domnici v. h. ss venditoris
litteras nescientis*(179). В купчей от клира церкви Св. Анастасии
в Равенне находится такого рода примечание: signum Vuiliarit clerici
ssti venditoris qui faciente invecilitate oculorum subscribere non
potuit signum fecit*(180). В других документах этого примечания
подле постановленного безграмотным знака не встречается, но зато
в самом акте табеллион поясняет, что знак креста принадлежит такому-то*(181).
Перейдем теперь к вопросу об участии свидетелей при совершении табеллиональных
документов.
Должны ли табеллионы безусловно приглашать свидетелей для подписания
совершаемых ими актов: Постановление императора Зенона от 478 года
относительно дарений дает с первого взгляда основание не считать
необходимым подписи свидетелей на табеллиональных актах. В L. 31.
С. de donationibus 8. 54. мы читаем: документы о дарениях, относительно
которых нет необходимости совершать судебного протокола, будут ли
написаны табеллионом или другим лицом, действительны и без подписи
свидетелей,- (si forte per tabellionem vel alium scribantur et sine
testium subnatatione valere praecipimus), если только подписаны
дарителем и т. д. Итак, дарственная запись, совершенная табеллионом,
может быть действительна и без подписи свидетелей с одною лишь подписью
дарителя. Но последующие узаконения Юстиниановского времени представляют
полное основание для противоположного вывода и дают право смотреть
на сам закон этот, как на относившийся исключительно к дарственным
актам и притом существовавший весьма недолго. В главе пятой LXXIII
новеллы находится следующее постановление: "Если документы
совершены публично, то в случае дополнений, вносимых в оные сторонами
у табеллиона, должны быть приглашаемы свидетели"*(182). Таким
образом, если для дополнений в акте, сделанных табеллионом, требуются
свидетели, то несомненно, что и во всех других случаях табеллион
должен был приглашать их при совершении им актов. Это еще яснее
открывается из шестой и седьмой главы той же новеллы, содержащих
в себе постановления о сличении подписей, из которых видно, что
в случае спора о документе, прежде нежели будет вызван к суду табеллион
или его помощник, допрашиваются свидетели, подписавшиеся на нем.
Текст этих постановлений не оставляет никакого сомнения, что свидетельские
подписи суть дело необходимое, разумеющееся само собою: "Если
все свидетели умерли или трудно восстановить истину на основании
их подписей и если табеллион, совершивший документ, не находится
в живых и не может представить надлежащего свидетельства о нем,
или если его нет в городе, тогда необходимо делать сличение подписей
тех лиц, которые означены на документе". Таким образом, закон
и не предвидит того случая, чтобы на акте вовсе не существовало
подписей свидетелей, а этого никак не могло быть, если бы табеллиональные
документы совершались и без них. Весьма важным доказательством необходимого
присутствия их при совершении табеллионом документа служит то, что
из всех сохранившихся до нас дарственных, купчих, передаточных и
других актов, нет ни одного, который бы совершен был без свидетелей.
Наконец, новелла LXXIII безусловно требует при совершении частных
документов присутствия и подписи не менее трех свидетелей, угрожая
в противном случае уничтожением доказательного значения за ними
на суде. Если <кто-либо желает обеспечить себя при совершении
поклажи, читаем мы в первой главе этой новеллы, тот не должен довольствоваться
одною подписью на документе принимающего поклажу, но обязан пригласить
правоспособных и заслуживающих доверие свидетелей не менее трех.
Точно так же, если кто-либо совершает документ о займе или другом
каком-либо договоре*(183) (aut mutui instrumentum aut alterius cujuspiam)
и не желает явить его в суде, то он будет иметь доказательное значение
в том только случае, если совершен в присутствии и за подписью трех
достоверных свидетелей. Если кто-либо, совершая поклажу или давая
в займы известную сумму или вступая в другой какой договор сочтет
за благо удовольствоваться только подписью своего контрагента (гл.
4), то да будет ему известно, что одной ее недостаточно для принятия
такого документа за доказательство>*(184). Табеллионы не могли
преступать этот закон, так как документы их, как мы видели, не была
публичными актами, а потому при неисполнении его лишались доказательного
значения на суде.
Другой не менее важный вопрос относительно свидетелей при совершении
табеллиональных документов состоит в том, какое число их считалось
необходимым. Древнее правило, заключающееся в L. 12. D. de testibus
22. 5, что в случае, если нельзя иметь большего числа свидетелей,
достаточно двух, отменено новеллою LXXIII*(185), в первой и второй
главе которой требуется для всех документов не менее трех свидетелей.
Остерло полагает, что в этих главах LXXIII новеллы говорится не
о табеллиональных документах и что для них присутствие трех свидетелей
не обязательно*(186). Но если табеллиональные документы не имели
публичного значения, как думает и сам Остерло, и если цель табеллионов
состояла лишь в совершении документов, удовлетворявших требованиям
закона со стороны формы и содержания, без сообщения им какого-либо
преимущества перед частными, то очевидно, что постановление вышеозначенной
новеллы, относящееся к частным документам, само собою относилось
и к табеллиональным. Если контрагент неграмотен, то кроме свидетелей
известных сторонам приглашается и табулярий там, где он есть. В
этом случае свидетелей должно быть не менее пяти*(187), считая в
том числе и табулярия*(188).
Во всех дошедших до нас табеллиональных документах встречается не
менее трех свидетелей, в большинстве же пять, а иногда шесть и семь.
Так на дарственной записи Марии*(189), на дарственной Григория дьякона*(190),
на передаточной записи Милания и Геронтия*(191) мы встречаем трех
свидетелей; на дарственных Рунилы равенской церкви*(192), Бона и
Мартирии*(193), Ксантиппы*(194) церкви Св. Марии, Стефана грека*(195),
Паулацина Равенской церкви*(196) находится пять свидетелей. Такое
же число на купчих от Тулгилоны*(197), Домника*(198), Домнина*(199),
Голдигерна*(200), Рустицианы*(201). Шесть свидетелей мы видим на
дарственной записи Иоанна Равенской церкви*(202) и Сизеверы*(203),
семь на тестаменте Маннана и т. д.
Эта неодинаковость числа свидетелей объясняется тем, что табеллионы
держались строго постановления LXXIII новеллы, по которому число
их на документе должно быть не менее трех, и потому ни в одном мы
не встречаем менее трех; а так как закон предоставляет свободному
усмотрению допущение большого количества, то табеллионы, смотря
по обстоятельствам, то есть возможности иметь то или другое превышающее
законную цифру число свидетелей, допускали их четыре, пять, шесть
и более.
Свидетели на табеллиональных документах, по выражению LXXIII новеллы,
должны быть honesti et fide digni, известны контрагентам и наконец
мужеского пола. Табеллионы не могли употреблять в качестве свидетелей
на документах: а) лиц, подвергшихся приговору суда, лишающему гражданской
чести и других infames*(204); б) рабов. Показания раба принимались
в гражданском суде тогда только, когда он был наперед подвергнут
пытке*(205). Новелла XC запрещает допускать к свидетельству и лиц
низшего сословия, как-то ремесленников и т. п. (artifices ignobiles,
neque vilissimos neque nimis obscuros)*(206); в) женщины также не
могли быть допущены к свидетельству на документе. Это правило, как
видно из XLVIII новеллы императора Льва, не было строго соблюдаемо
и потому в ней повторяется запрещение о допущении женщин к свидетельству*(207);
г) не могли быть свидетелями на табеллиональных документах еретики
и сектанты, лишенные права совершения актов (samariti, montanisti
et ophyti*(208), точно так же не могли быть допущены в качестве
свидетелей лица, отрекшиеся от христианства (apostati), ибо им воспрещено
было всякое свидетельство по закону Феодосия, Валентиниана и Аркадия
(391 года)*(209). Могли ли быть допущены к свидетельству на документе
язычники? Закон Юстиниана 532 года воспрещает им всякое свидетельство
наравне с манихеями и другими еретиками, между тем в одном из равенских
документов, в дарственной записи Гаудиоза, мы находим между свидетелями
христианами подпись язычника в качестве свидетеля; в акте читается:
NN vir descretus Scolaris collegii gentilium и пр.*(210). Год совершения
этого акта не известен, так как большая половина его не сохранилась.
Шпангенберг полагает, что, вероятно, он написан в доюстиниановское
время прежде издания вышеозначенного закона*(211).
Кроме имени свидетели в своих подписях большею частью вкратце означали
свойство договора, в купчих - передачу цены предмета, а в дарственных
- предмет дарения, акт присяги контрагентов, если ею скреплялся
договор, постановку креста безграмотным и наконец приглашение к
свидетельству. Так в дарственной Иоанна равенской церкви один из
свидетелей подписался: Anastasius vir honestus ex Cubicul huic chartulae
usufructuariae donationis sstarum sex unciarum principalium in integro
supernuminatae totius supstantie mubile et immubile siseque moventibus,
sicut superius legitur, facta in sstam scam Rav. Ecclesia a lohanne
V. C. expathario quondam Georgio Magistro Militum et nunc Primicerius
Numeri filicum Theudosiacus ssto denature, qui me presente signum
sancte Crucis ficit et cora nubis ei relicta est, rogatus ab eodem
testis subscribsi, et de conserbandis omnibus, que superius adscribta
leguntur, ad sancta evangelia corporaliter mei presentia prebuit
sacramenta, et hanc donatione ab eodem praedicto Iohanne Acture
prenumenate sancte Rav. Eccles. traditam vidi +*(212). То же самое
буквально повторяют и остальные свидетели на этом документе. В том
же виде находим подписи свидетелей на дарственной записи Сизеверы*(213)
и Паулициния*(214). Правда на некоторых дарственных, как например
Марии*(215), Рунилы*(216), Бона и Мартирии*(217), свидетельские
подписи содержат в себе только указание на приглашение контрагента
и его присутствие при подписании акта свидетелями (Flavius, Grigorius
V. С. huic donationi rogante Maria sp. f. ipsa presente testis suscribsi
и t. д.), но на всех купчих без исключения в свидетельских подписях
означается наименование и размер продаваемого имения и передача
цены предмета: et sstum pretium NN solidos in praesenti a ssto comporatore
adnumeratos et traditos vidi.
В заключение нам остается сказать несколько слов об употреблении
печати на документах, совершаемых табеллионами.
Употребление ее для удостоверения подписей или в замен их является
в средние века. Римляне никогда не пользовались печатью как средством
удостоверения подписей, но употребляли ее единственно для предохранения
документа от подлога*(218). Процесс приложения печати ими совершался
следующим образом: документ свертывался в трубку или складывался
в квадратную форму, обертывался в холст (linteum, sabanum), прошнуровывался
ниткой, концы которой в том месте, где они сходились с оберткой,
скреплялись посредством куска воска, и на нем то клалась печать
(annulus, signaculum). Если печати прилагались свидетелями, как
например на тестаментах, то они же и делали об этом примечание на
акте. Таким образом, печати находились или на обертке, или на оборотной
стороне его. Вследствие этого вскрытие документа всегда начиналось
с того, что прежде, нежели взламывались печати, они предъявлялись,
как это видно из Павла и сохранившихся до нашего времени gesta равенской
курии, свидетелям и только после подтверждения ими подлинности печатей
и подписи суд приступал ко вскрытию*(219). Первоначально способ
прошнуровки и приложения печати был предоставлен на произвол. При
Нероне*(220) сенат постановил, чтобы tabulae в средине полей были
просверлены и сшиты тройной ниткой, пропущенной в отверстие, которая
должна быть припечатана на обороте*(221).
Несомненно, что табеллионы употребляли печать как средство предохранения
акта от подлога; но как средство утверждения документа, как средство
удостоверения подписей она является лишь в средние века. От печатей
табеллионов на дошедших до нас документах не сохранилось никаких
следов.