[an error occurred while processing the directive]
[an error occurred while processing the directive]
[an error occurred while processing the directive]

11.3. Доктрина автономности третейской оговорки

В юридической теории довольно давно сформулирована доктрина автономности третейской оговорки. Разработка этой доктрины велась преимущественно в рамках изучения правовой природы международного коммерческого арбитража, практики его деятельности, а также практики исполнения решений международных коммерческих арбитражей и их взаимодействия с государственными судами по вопросам исполнения решений. Доктрина автономности арбитражного (третейского) соглашения убедительно обоснована в трудах авторитетных советских и российских юристов Л.А. Лунца, С.Н. Лебедева, В.П. Звекова, Г.К. Дмитриевой*(713) и др. на материале деятельности международных коммерческих арбитражей.
В настоящее время проблема интерпретации теории автономности третейской оговорки актуальна для науки о третейском разбирательстве в контексте российского законодательства о "внутренних" третейских судах.
Согласно этой доктрине третейская оговорка (третейское соглашение) признается независимой от иных условий договора, т.е. от условий материально-правового характера. Практическое значение этот тезис имеет в связи с возможной недействительностью первичного договора: недействительность такой сделки сама по себе не влечет недействительности третейской оговорки. Точно так же недействительность третейского соглашения не влечет недействительности основного договора. Таким образом, даже если между сторонами возникает спор относительно договора (содержащего третейскую оговорку), который является недействительным, он подлежит разрешению третейским судом. В то же время специалисты отмечают, что не стоит "абсолютизировать независимость арбитражной оговорки, утверждая, что оговорка всегда "переживет" контракт, ибо на оговорку как на соглашение сторон распространяются и общие положения обязательственного права о действительности договоров. Таким образом, если условие (условия) недействительности контракта, например вопрос о полномочиях, в равной мере применимо к арбитражной оговорке, последняя также может быть на этом основании признана недействительной. Другое дело, что условия действительности арбитражного соглашения определяются в первую очередь нормами специального законодательства об арбитраже и зачастую могут не совпадать с условиями действительности самого контракта"*(714). Практическое значение автономности третейского соглашения (арбитражной оговорки) заключается в том, что в случае возникновения спора о недействительности основного договора, третейский суд в любом случае первоначально будет рассматривать вопрос о действительности третейского соглашения (так называемая доктрина prima facie) и, только признав действительность третейского соглашения, может рассматривать вопрос о недействительности основного договора.
Приведенное в ст. 2 Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации" понятие третейского соглашения является рамочным. Оно носит самый общий характер. Детализация этого понятия сделана в ст. 7 Закона, нормы которой более развернуто определяют, что может рассматриваться в качестве третейского соглашения. В определении третейского соглашения, даваемом в ст. 2 упомянутого Закона, важное значение имеет тот аспект, что третейское соглашение как исходная точка третейского разбирательства является продуктом волеизъявления самих сторон по спорному материальному правоотношению. Третьи лица, включая публичную власть, не участвуют в формировании этого волеизъявления. Именно это обстоятельство автономизирует процедуру третейского разбирательства от всех иных факторов, стоящих за пределами соглашения сторон (за исключением, разумеется, фактора соответствия закону).
Среди практических последствий автономности третейского соглашения отметим довольно распространенную в практике ситуацию, когда один из участников сделки, содержащей третейскую оговорку, но совершенной в ненадлежащей форме или лицом, не имеющим полномочий, в дальнейшем своими действиями по исполнению подтверждает сделку, но не подтверждает третейскую оговорку. В этом случае, признавая заключенность основного договора, суд не имеет оснований констатировать заключение третейского соглашения. Действия, направленные на рассмотрение спора в третейском суде, не зависят от действий, которые направлены на исполнение по сделке.
Еще одним из практически значимых аспектов автономности третейской оговорки является и то обстоятельство, что в случае истечения срока действия основного договора (равно как и в случаях иных оснований его прекращения), действие третейской оговорки не утрачивает своей юридической силы. Все споры, вытекающие из гражданско-правового договора, содержащего третейскую оговорку, подлежат рассмотрению в третейском суде, даже если сам договор утратил свою силу. Конечно, указанные суждения справедливы только в том случае, если стороны в договоре не предусмотрели иного, а именно, что с утратой силы основного договора прекращает свое действие и третейское соглашение.
Практика третейского разбирательства достаточно твердо стоит на позиции признания доктрины автономности третейского соглашения*(715).
Впрочем, подобного рода практика применения доктрины автономности третейского соглашения имеет интернациональный характер. Так, например, Верховный суд Австрии подчеркивает, что признание договора недействительным не влечет автоматического признания недействительной арбитражной оговорки (решение от 17 апреля 1996 г.)*(716).
Современная российская судебно-арбитражная практика в целом также основывается на таком подходе к автономности третейского соглашения.
ЗАО "Уралинкор-Контракт" обратилось в арбитражный суд с заявлением о выдаче исполнительного листа на принудительное исполнение решения третейского экономического суда Уральской торгово-промышленной палаты. Определением от 12 февраля 2003 г. заявителю отказано в выдаче исполнительного листа. Кассационная инстанция, отменяя определение суда, указала, что суду первой инстанции следовало учесть следующие обстоятельства. В соответствии с ч. 1 ст. 17 Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации", третейский суд самостоятельно устанавливает вопрос о наличии или отсутствии у него компетенции рассматривать переданный на его разрешение спор. Аналогичная норма содержалась в ст. 8 Временного положения о третейском суде для разрешения экономических споров, утвержденного постановлением Верховного Совета Российской Федерации от 24 июня 1992 г. N 3115-1. Ввиду особого предмета третейского соглашения сторон такое соглашение, заключаемое в виде оговорки в договоре (например, в договоре купли-продажи), должно рассматриваться как не зависящее от других условий договора*(717).
В то же время отметим, что, несмотря в целом на правильные подходы к квалификации автономности третейских соглашений, в практике кассационных судов встречаются случаи, когда суды округов ставят зависимость заключенных третейских соглашений от действительности основных соглашений. Так, Федеральный арбитражный суд Восточно-Сибирского округа в одном из рассмотренных дел указал, что, поскольку соглашение о сотрудничестве (спор по которому был передан на разрешение третейского суда) не является заключенным, вывод суда апелляционной инстанции о недостижении соглашения о рассмотрении возникшего между сторонами спора в третейском суде является обоснованным*(718). Очевидно, что указанное постановление принято с игнорированием доктрины об автономности третейского соглашения.
С точки зрения доктрины автономности третейской оговорки в понятии третейского соглашения важное значение имеет тот аспект, что оно, будучи исходной точкой арбитражного разбирательства, является продуктом волеизъявления самих сторон по спорному материальному правоотношению, и больше никого. Именно это обстоятельство автономизирует процедуру третейского разбирательства от всех иных факторов, стоящих за пределами соглашения сторон (за исключением, разумеется, фактора соответствия закону).

[an error occurred while processing the directive]
[an error occurred while processing the directive]