[an error occurred while processing the directive]
[an error occurred while processing the directive]
[an error occurred while processing the directive]

12.1. Понятие арбитрабельности споров, передаваемых на разрешение третейского суда

С принятием в 2002 г. нового процессуального законодательства были по-новому решены вопросы отнесения рассмотрения гражданских дел к компетенции различных звеньев российской юрисдикционной системы (как государственных судов - судов общей юрисдикции и арбитражных судов, - так и третейских судов).
В литературе совокупность полномочий третейского суда по рассмотрению дел обозначается с использованием различной терминологии: "компетенция", "подведомственность", "арбитрабельность".
В литературе идут дискуссии о соотношении указанных понятий*(746). Не вдаваясь в тонкости этой дискуссии, отметим, что, с нашей точки зрения, понятие "компетенция" более широкое, нежели понятие "подведомственность". Юрисдикционный орган обладает компетенцией не только рассматривать правовые споры, но и решать иные вопросы. К настоящему времени в юридической литературе сформулировано общее представление о подведомственности как о процессуальном институте распределения спорных дел между различными органами гражданской юрисдикции*(747). При всех дискуссиях относительно содержательной стороны понятия подведомственности в теории процессуального права доминирует взгляд на подведомственность, сформулированный в свое время Ю.К. Осиповым, который рассматривал таковую в качестве межотраслевого института права, который выполняет функции распределительного механизма юридических дел между различными юрисдикционными органами*(748). Давая определение подведомственности, Ю.К. Осипов отмечал, что под таковой необходимо понимать круг споров о праве и иных материально-правовых вопросах индивидуального значения, разрешение которых отнесено к ведению определенных органов государства, общественности или смешанных органов*(749). При этом, как отмечается в новейшей юридической литературе, подведомственность необходимо рассматривать в качестве одного из юридических условий, определяющих возникновение права на обращение в суд*(750).
Поскольку третейские суды включены в юрисдикционную систему Российской Федерации в качестве органа защиты гражданских прав, то одним из основных институтов, определяющих и фиксирующих компетенцию третейских судов при разрешении гражданско-правовых споров, является институт подведомственности.
В то же время необходимо отметить, что в современных условиях юристы используют различные понятия для обозначения института отнесения дел к компетенции третейского суда. Так, М.А. Дубровина высказала точку зрения, согласно которой понятие "подведомственность споров третейским судам" не удовлетворяет требованиям, при помощи которых возможно определить относимость дел к компетенции третейских судов. Этот термин ("подведомственность"), по ее мнению, допустимо применять к определению предметной компетенции государственных судебных органов, поскольку таковая прямо установлена законом*(751). М.А. Дубровина вслед за А.И. Минаковым, исследовавшим относимость споров к компетенции международного коммерческого арбитража*(752), предлагает употреблять понятие "допустимость рассмотрения спора третейским судом (арбитражем)"*(753).
Между тем такой подход представляется не совсем обоснованным. В любом случае при наличии сложноструктурированной системы (а российская юрисдикционная система, вне сомнений, является сложноструктурированной системой), в рамках которой разрешаются споры одного характера (гражданско-правовые), необходим единый процессуальный институт, который обеспечивал бы распределение дел между различными звеньями такой системы и исключал бы дублирование функций. Однако при этом следует иметь в виду неизбежность коллизий подведомственности, которые "существуют в силу целого ряда объективных и субъективных факторов, среди которых многообразие и постоянная динамика частноправовых отношений, сложность юрисдикционной системы государства, низкое качество законодательства, несогласованность и противоречия между нормами различных актов, их недостаточная теоретическая разработка, несоблюдение комплексного подхода в правотворческой деятельности, использование правовых норм с неопределенными или относительно определенными элементами и т.д."*(754).
В то же время согласимся с тем, что в рамках этого института один из элементов такого распределительного механизма обладает определенными особенностями, поскольку распределяет споры к подведомственности весьма специфического юрисдикционного органа (впрочем, остающимся в составе юрисдикционной системы), каковым и является третейский суд. В этой связи следует согласиться с С.А. Курочкиным, который констатировал, что "допустимость как правовая категория определяет круг споров, в отношении которых законом может быть установлена договорная подведомственность"*(755). Именно в таком смысле и нужно говорить о "специфике" подведомственности дел, передаваемых на разрешение третейских судов.
В последние годы в российской юридической литературе весьма активно используется термин "арбитрабельность"*(756), при помощи которого очерчивается круг дел, подведомственных третейским судам, а также определяются условия таковой подведомственности.
Понятие арбитрабельности применительно к деятельности третейских судов, означает предметную подведомственность споров этим юрисдикционным органам. Термин "арбитрабельность" не применяется для характеристики подведомственности дел государственным судам, в том числе государственным арбитражным судам. Это понятие сформулировано в теории третейского разбирательства (прежде всего в доктрине международного коммерческого арбитрирования).
В зарубежном правоведении термин "арбитрабельность" достаточно широко распространен и имеет в качестве своего основания сформулированную доктрину*(757). К примеру, в немецком праве доктрина арбитрабельности дел третейским судам детализирована до самых мелких нюансов. Выделяется объективная арбитрабельность, которая означает, какие виды споров могут быть предметом третейского соглашения (характер материальных правоотношений, передаваемых на разрешение третейского суда), и субъективная арбитрабельность (ratione personae), под которой подразумевается наличие способности сторон заключать действительное третейское соглашение, т.е. быть субъектами третейского соглашения*(758). В австрийском праве под объективной арбитрабельностью понимается возможность заключения арбитражного соглашения в отношении предмета спора; субъективная же арбитрабельность понимается как способность стороны к заключению арбитражного соглашения (что рассматривается в целом как аналог соответствующей процессуальной дееспособности)*(759).
Представляется, что внедрение термина "арбитрабельность" как понятия, отражающего способ определения категорий споров, подведомственных рассмотрению третейскими судами Российской Федерации, лежит в русле необходимых усовершенствований правового регулирования третейского судопроизводства. В отличие от термина "подведомственность", который является более широким по своему содержанию, категория "арбитрабельность" четко указывает на специфические особенности выделения некоторых категорий дел особым органам частноправового характера - третейским судам (арбитражам). Конечно, утверждение данного понятия в юридической теории и практике есть не что иное, как терминологическое усовершенствование, но его окончательное внедрение будет отражать юридико-техническое совершенствование как правоведения вообще, так и законотворческой техники в частности. В этой связи вряд ли можно согласиться с С.А.  Курочкиным, который отвергает укоренение термина "арбитрабельность" в российском правоведении, ссылаясь на то, что арбитрабельность в отличие от подведомственности не имеет межотраслевого характера, а потому ее эффективность в отечественных условиях можно поставить под сомнение*(760). Еще раз подчеркнем, что арбитрабельность является более узким понятием, нежели подведомственность; правовым механизмом, который не конкурирует со своим родовым институтом и является лишь одним из элементов института подведомственности, обеспечивающим распределение дел между различными юрисдикционными звеньями (в нашем случае относящим при наличии определенных условий некоторые категории споров к подведомственности третейских судов). Вместе с тем термин "арбитрабельность" отражает и качественную специфику механизма распределения дел третейским судам. Так, арбитрабельность отражает правомочия третейского суда, опираясь на заключенное правоспособными лицами третейское соглашение, решить вопрос о собственной компетенции. В ходе решения этого вопроса исследуется не только объективная характеристика спора (его отнесение законодательством к спорам, которые вправе разрешать третейский суд), но и рассматривается субъективный фактор: волеизъявление заинтересованных лиц передать дело на рассмотрение третейского суда. В этом случае оказываются незначимыми те критерии, которые законодатель установил для подведомственности как механизма перераспределения дел между различными ветвями судебной власти. Для "внутренних" третейских судов не важна характеристика субъекта и характеристика правоотношений, как критерии отнесения тех или иных дел к их компетенции. "Внутренние" третейские суды рассматривают споры с участием и частных лиц, и предпринимателей, и юридических лиц; равно как третейские суды едино рассматривают и весь спектр гражданско-правовых споров, отнесенных к их компетенции.
Кроме того, термин "арбитрабельность" отражает и иные аспекты, нежели используемый в процессуальном праве термин "подведомственность". Так, в ст. 248 АПК РФ установлена исключительная компетенция российских арбитражных судов в отношении определенных категорий споров (по спорам, предметом которых являются недвижимое имущество, если такое имущество находится на территории России, или права на него и др.). Однако применение указанной нормы к деятельности третейских судов (включая международные коммерческие суды), рассматривающих споры с участием иностранных юридических лиц, недопустимо*(761). Эта категория споров является арбитрабельной, она входит в компетенцию третейских судов, если вытекает из гражданско-правовых отношений. Однако термин "арбитрабельность" в данном случае означает не подведомственность, а наличие компетенции на рассмотрение указанной категории споров.
В современной литературе о российских третейских судах разворачивается дискуссия о критериях подведомственности дел третейским судам. Связано это с тем, что законодатель явно скупо регулирует таковые критерии, говоря о том, что третейскому суду могут быть переданы гражданско-правовые споры, но сделано это может быть только в том случае, если иное не предусмотрено федеральным законодательством. В этой связи исследователи предлагают более развернутые концепции отнесения дел к подведомственности третейским судам.
Так, В.А. Копылов в качестве таких критериев предлагает следующие: 1) наличие третейского соглашения; 2) непринадлежность спора к исключительной компетенции государственных судов; 3) отсутствие решения государственного суда по спорному правоотношению*(762).
С.А. Курочкин оспаривает классификацию критериев, предложенных В.А.  Копыловым, и выдвигает следующие критерии подведомственности дел третейским судам: 1) наличие третейского соглашения; 2) характер спорного правоотношения; 3) субъектный состав участников спора; 4) критерий спорности или бесспорности права. Предлагая использовать указанные критерии на системной основе, С.А. Курочкин формулирует общее определение подведомственности дел третейским судам: "в третейский суд для рассмотрения и разрешения могут быть переданы дела по спорам, возникающим из гражданских правоотношений, участниками которых являются юридические лица и (или) граждане и в отношении которых имеется действительное и исполнимое третейское соглашение, за изъятиями, установленными федеральными законами"*(763).
Отметим некоторую искусственность критериев отнесения споров к подведомственности третейских судов в вышеизложенных рассуждениях. Некоторые из предлагаемых критериев носят характер не критерия (под которым, как известно, подразумевается признак, на основании которого производится оценка, определение или классификация чего-либо*(764)), а условия отнесения споров к подведомственности рассмотрения споров, или, другими словами, допустимости таковых споров к разрешению третейским судом (наличие третейского соглашения, непринадлежность спора к исключительной компетенции государственных судов; отсутствие решения государственного суда по спорному правоотношению и пр.).
Критерии отнесения споров к подведомственности третейских судов отражают характер споров, передаваемых на рассмотрение этих юрисдикционных органов. Таковые и отражены в п. 2 ст. 1 Федерального закона "О третейских судах в Российской Федерации". В то же время такие споры могут быть переданы на разрешение третейского суда при наличии определенных условий, к числу которых относится, например, наличие третейского соглашения.
Но обратимся к историческому опыту и опыту зарубежных государств.
В дореволюционном российском праве третейскому суду в соответствии со ст. 1368 Устава гражданского судопроизводства были подведомственны все споры о праве гражданском, подведомственные гражданским судебным местам, кроме дел о личных правах состояния или соприкасаемых с интересами малолетних или иных лиц, находящихся под опекой, казенных учреждений, земских, городских и сельских обществ, а также дел, сопряженных с преступлением или проступком. При этом в литературе при характеристике подведомственности дел третейским судам (по терминологии дореволюционных авторов - подсудности) отмечалось, что правительство "не может одобрить системы разбирательства третейским судом тяжб и исков, соприкасающихся с государственным и общественным интересом, соблюдение которого считается обеспеченным только в судах коронных, вследствие чего подсудность третейского суда должна простираться исключительно на дела, где упомянутые интересы не замешаны, т.е. частноправовые в тесном значении этого слова"*(765). В свою очередь это порождало дискуссии о том, какие категории частноправовых споров должны быть отнесены к подведомственности третейских судов в смысле ст. 1368 Устава гражданского судопроизводства*(766). Отмечалось, к примеру, что к подведомственности третейских судов не могли быть отнесены дела "о личных состояниях", к каковым причислялись "дела о законности рождения, об отыскании прав состояния, дела по просьбам супругов о понуждении к совместному жительству, об истребовании одним из супругов от другого детей"*(767), т.е. споры, которые возникали из семейных правоотношений, а также дела особого производства.
Мировой опыт регулирования третейского разбирательства свидетельствует о том, что возможны иные, нежели в российском правоведении, подходы к определению арбитрабельности споров. Так, в соответствии с § 577 Гражданского процессуального кодекса Австрии предметом арбитражного разбирательства могут быть любые споры, по которым стороны способны заключать мировое соглашение*(768). Это же правило закреплено шведским Законом об арбитраже 1999 г.*(769).
Таким образом, регулирование содержания арбитрабельности (установление категорий споров, которые могут рассматриваться третейским судом) обусловлено, с одной стороны, усмотрением законодателя, но, с другой стороны, диктуется объективными потребностями гражданского оборота, в рамках которого развиваются гражданско-правовые отношения, требующие соответствующих правовых форм их защиты и обеспечения.
Как уже неоднократно отмечалось, российское законодательство по-разному регулирует деятельность "внутренних" третейских судов и международных коммерческих арбитражей. Соответственно с формально юридической точки зрения по-разному (на основании различных законодательных актов) устанавливаются и правила арбитрабельности споров, рассматриваемых, с одной стороны, внутренними третейскими судами и, с другой стороны, международными коммерческими арбитражами. При этом следует иметь в виду, что нет никаких правовых препятствий к тому, чтобы внутренние третейские суды рассматривали как споры между отечественными субъектами, так и споры между российскими и зарубежными контрагентами. Таким образом, один и тот же постоянно действующий третейский суд - в зависимости от того, спор с какими субъектами он рассматривает, - применяет различные правила разбирательства: либо установленные Законом РФ "О международном коммерческом арбитраже", либо Федеральным законом "О третейских судах в Российской Федерации".
Несмотря на то, что в действующем законодательстве имеются нормы, регулирующие подведомственность дел третейским судам, в этой сфере имеются проблемы. Во-первых, нормы, регламентирующие арбитрабельность, рассредоточены в различных законодательных актах. Во-вторых, как справедливо отмечается в литературе, законодателю еще предстоит окончательно определить категории дел, в отношении разрешения которых третейский суд является компетентным*(770). Установление исчерпывающего перечня дел, подведомственных третейскому суду, чрезвычайно важно с точки зрения придания устойчивости этому правовому институту. В законодательстве должны быть четко сформулированы характеристики тех споров, которые могут быть переданы на рассмотрение третейского суда. Это обусловлено тем, что "с помощью подведомственности устанавливаются правомочия судов осуществлять правосудие по тем или иным гражданским делам"*(771). Известно, что неопределенность подведомственности дел способна дестабилизировать даже судебные процедуры государственных судов. Тем более ощутимы последствия такой неопределенности для частных судов, каковыми являются третейские суды, нуждающиеся в четком определении границ подведомственных их рассмотрению дел.
Исторически предметная подведомственность споров третейским судам неоднократно изменялась. Законодатель то расширял передаваемые на разрешение третейского суда категории споров до очень широкого круга, то сужал предметную подведомственность дел третейских судов. История как нашего правоведения, так и зарубежных правовых систем свидетельствует о том, что нет и не может быть один раз и навсегда зафиксированной сферы общественных отношений, в которой может выступать в качестве юрисдикционного органа третейский суд. Конкретная сфера спорных правоотношений, которые могут передаваться на рассмотрение третейского суда, определяются законодателем с учетом множества социально-экономических и политических факторов. В то же время существуют очевидные тенденции при определении предметной подведомственности третейских судов. Эти тенденции отражают то обстоятельство, что третейский суд, будучи частным судом, в целом и сориентирован на разрешение споров частноправового характера.
Известный русский юрист, который занимался исследованием истории отечественных третейских судов, А.И. Вицын отмечал: "Существо третейского суда вызывает прежде всего вопрос: какие дела могут подлежать его ведению? Существо института дает и ответ на вопрос. Если это суд частного лица, то естественно ожидать, что законодательство не допустит его по делам, которыми ближе всего заинтересовано само государство. Этим исключаются из ведомства третейского суда дела уголовные: Как институт гражданский третейский суд и может ведать только дела чисто гражданские"*(772).
С победой советской власти и принятием первых декретов, направленных на создание новой судебной системы, были установлены правовые основы деятельности третейских судов, в том числе и правила, определяющие подведомственность рассмотрения споров третейскими судами. При этом в соответствии с Декретом о суде от 22 ноября (5 декабря) 1917 г.*(773)  и Декретом о третейском суде от 16 февраля 1918 г.*(774) допускалась даже возможность передачи на рассмотрение третейского суда уголовных дел, возбужденных на основании заявления потерпевших. Подведомственность передаваемых на разрешение третейских судов дел была довольно широка. В соответствии со ст. 1 Декрета о третейском суде третейским судам были подведомственны все споры по гражданским делам, за исключением лишь дел, подсудных специальным судам, или иным, установленным на основании законов о трудовом договоре и о социальном страховании.
В дальнейшем на всем протяжении ХХ столетия при регулировании третейского судопроизводства в нашем государстве шло неуклонное сужение подведомственности третейским судам рассматриваемых споров.
В настоящее время арбитражное процессуальное законодательство и гражданское процессуальное законодательство устанавливают общие критерии споров, допустимых к разрешению третейскими судами. К таким общим критериям, как уже подчеркивалось выше, относятся два:
- спор, возникший из гражданских правоотношений, может быть передан на рассмотрение третейского суда до принятия судом первой инстанции судебного акта, которым заканчивается рассмотрение дела по существу, если иное не установлено федеральным законом (ч. 3 ст. 3, ч. 6 ст.  4 ГПК РФ; ч. 6 ст. 4 АПК РФ);
- на рассмотрение третейского суда не могут быть переданы споры по делам, возникающим из административных и иных публично-правовых отношений; дела особого производства; дела об установлении фактов, имеющих юридическое значение.
В литературе высказывалось суждение о том, что третейские суды могут рассматривать и разрешать дела об установлении юридического факта*(775). Не согласимся с этим высказыванием. Установление юридических фактов - это такая категория дел, которая обладает своего рода публично значимым эффектом. Еще в советской правовой науке подчеркивался бесспорный характер дел особого производства вообще и дел об установлении юридических фактов в частности*(776). Отсутствие спора является наиболее яркой характеристикой этой категории дел, и это обстоятельство оказывает влияние на те правовые способы, при помощи которых защищаются законные интересы лиц, участвующих в этих процедурах. Решение суда по делам об установлении юридических фактов имеет правопреобразующее значение (например, по делам о признании лица умершим "обусловливает прекращение правоспособности (а не субъективных прав) лица, так же как в другом случае решение суда может означать прекращение дееспособности лица или ее ограничение"*(777)). Таким образом, законодатель при определении круга дел, которые могут рассматривать третейские суды, справедливо исходил из того, что указанная категория не может быть включена в предметную подведомственность третейских судов, являющихся органами частного правоприменения. В этой связи правы те юристы, которые обосновывают запрет передачи дел об установлении юридических фактов тем, что это нарушает частноправовую функцию третейского судопроизводства*(778).
Рассмотрение третейским судом гражданско-правовых споров может быть только в том случае, если иное не предусмотрено федеральным законодательством. Таким образом, при определении подведомственности дел третейским судам законодатель исходит, во-первых, из характера дел (споры из отношений гражданского характера), во-вторых, из тесно связанного с первым критерием состава участников третейского разбирательства (как правило, частные лица) и, в-третьих, из отсутствия прямо предусмотренных законом исключений из подведомственности дел третейским судам. Прямые исключения из подведомственности арбитражным судам споров, как уже указывалось выше, в настоящее время предусмотрены Арбитражным процессуальным кодексом Российской Федерации и Гражданским процессуальным кодексом Российской Федерации.
В то же время из сферы третейского судопроизводства исключены некоторые категории дел, которые могут иметь частноправовой характер. К примеру, в соответствии с Федеральным законом от 26 ноября 2002 г. N 27-ФЗ "О несостоятельности (банкротстве)" дело о несостоятельности (банкротстве) неисправного должника не может быть передано на рассмотрение в третейский суд даже при наличии соглашения всех заинтересованных лиц. Изъятие подобного рода категорий дел из компетенции третейских судов объясняется их особой значимостью для экономической жизни страны и необходимостью контролирующего присутствия государства в процессах принудительного упразднения субъектов гражданского оборота.
Впрочем, правило об изъятии дел о несостоятельности (банкротстве) из компетенции третейских судов не является абсолютным. История и практика иностранных государств свидетельствуют о том, что законодатель в некоторых случаях допускает возможность рассмотрения дел о несостоятельности третейскими судами. Об этом же свидетельствует и отечественная история регулирования третейского судопроизводства. В 1800 г. в Российской империи было установлено правило, согласно которому по обоюдному согласию спорящих сторон конкурсное производство передавалось на рассмотрение посредников (третейских судей)*(779).
Современные правовые системы также допускают возможность рассмотрения частноправовых споров о несостоятельности в третейских судах. Примером могут служить Соединенные Штаты Америки, в которых арбитражи вправе рассматривать не только дела о банкротстве, но и споры, вытекающие из антимонопольного законодательства, законодательства о ценных бумагах, патентов, и даже споры на основании Закона о находящихся под влиянием рэкетиров и коррумпированных организаций (RICO)*(780), иски о дискриминации на работе, включая и сексуальные домогательства*(781). Современное законодательство европейских государств допускает возможность арбитражного рассмотрения правовых конфликтов в сфере антитрестовского контроля и контроля за слияниями и поглощениями, т.е. в области публичного права*(782). Шведский Закон об арбитраже 1999 г. допускает, что предметом арбитража могут являться также и гражданско-правовые отношения, связанные с административным регулированием*(783).
Исключение из сферы третейского разбирательства определенных категорий споров основывается и на специальной подведомственности дел арбитражным судам, установленной процессуальным законодательством. Так, споры о создании, реорганизации и ликвидации организаций, споры об отказе в государственной регистрации отнесены к компетенции арбитражных судов (ст. 33 АПК РФ). Такие категории споров не могут быть переданы на рассмотрение третейского суда, поскольку соответствующие правоотношения имеют административно-правовой характер.
Ограничения по передаче гражданско-правовых споров на рассмотрение третейских судов могут быть установлены исключительно федеральным законом. Это означает, что из компетенции третейских судов не могут быть изъяты передаваемые соглашением сторон на их рассмотрение споры гражданско-правового характера на основании иных нормативных актов, например на основании указов Президента Российской Федерации, постановлений Правительства Российской Федерации, нормативных актов, издаваемых министерствами и ведомствами, и др.
Итак, для характеристики арбитрабельности споров, передаваемых на разрешение третейского суда, оказывается важнейшей другая категория - "гражданско-правовые отношения".
Сначала обратимся к легальной характеристике гражданско-правовых отношений. Под гражданско-правовыми отношениями понимаются отношения, связанные с возникновением, порядком осуществления и прекращением права собственности и иных вещных прав, исключительных прав на результаты интеллектуальной деятельности (интеллектуальной собственности), договорные и иные обязательственно-правовые отношения, а также другие имущественные и связанные с ними личные неимущественные отношения, основанные на равенстве, автономии воли и имущественной самостоятельности их участников (ст. 2 ГК РФ). Сюда же включаются отношения между лицами, осуществляющими предпринимательскую деятельность, или с их участием, поскольку таковые являются разновидностью гражданско-правовых отношений.
Вместе с тем следует отметить, что интерпретация гражданско-правовых отношений не имеет единства в суждениях российских юристов. В литературе, посвященной третейскому разбирательству, имеют место высказывания о том, что понятие "гражданско-правовые споры" необходимо трактовать расширительно*(784). В то же время отмечается, что возможны определенные трудности в толковании понятия "гражданские правоотношения" и следующие отсюда трудности отнесения к подведомственности третейских судов тех или иных категорий дел. Так, А.И. Зайцев пишет о том, что "в третейский суд по соглашению сторон третейского разбирательства может передаваться любой спор, вытекающий из гражданских правоотношений, а ГПК в ряде статей (см., например, ст. 2, п. 1 ч. 1 ст. 22) проводит отграничение гражданских правоотношений от трудовых, семейных, жилищных, земельных, экологических и т.п., акцентируя при этом внимание на том, что только спор из гражданских правоотношений может по соглашению сторон быть передан на рассмотрение третейского суда, если иное не установлено федеральным законом. В результате данного логического построения получается, что в третейском суде могут быть предметом разбирательства исключительно споры из гражданских в узком смысле слова правоотношений, вследствие чего решение третейского суда по спору из любых иных правоотношений является незаконным и подлежит обязательной отмене. Однако это не совсем соответствует действительности, так как ряд нормативных актов, регламентирующих не гражданские в узком смысле слова правоотношения, тем не менее прямо предусматривают возможность их разрешения в третейском суде (см., например, ст.  64 Земельного кодекса, ст. 156 Жилищного кодекса и др.)"*(785). Действительно, в действующем гражданско-процессуальном законодательстве под гражданскими отношениями, споры в отношении которых могут быть переданы на рассмотрение суда, понимаются "гражданские отношения в узком смысле". Иные частные отношения - земельные, трудовые, семейные и пр. - не рассматриваются в качестве гражданско-правовых.
Вместе с тем, как представляется, под гражданско-правовыми отношениями, которые могут быть предметом третейского разбирательства, следует понимать частные отношения или, другими словами, гражданско-правовые отношения в широком смысле. Косвенно это подтверждается и действующим законодательством, которое допускает возможность рассмотрения иных частных отношений в третейском суде. Но самое главное - это следует не столько из буквы, сколько из духа законодательства, которое рассматривает третейские суды как органы рассмотрения споров между частными лицами, независимыми субъектами гражданского оборота. Однако указанный широкий подход к понятию гражданско-правовых отношений вовсе не означает того, что все частные отношения должны быть включены в предметную подведомственность третейских судов. Очевидно, что ряд спорных правоотношений должен находиться в сфере государственного контроля. Сюда, к примеру, могут быть отнесены некоторые категории семейных споров, трудовых споров. Но и в этом случае возникает необходимость разграничения арбитрабельности соответствующих разновидностей споров. В этой связи представляется интересным опыт Украины. Так, согласно Закону Украины "О третейских судах" (2003) из подведомственности третейских судов исключены споры, касающиеся семейных и трудовых вопросов (за исключением споров, возникающих из брачных и трудовых контрактов)*(786). Таким образом, украинское законодательство прямо допускает рассмотрение третейскими судами споров, вытекающих, например, из брачных контрактов. Очевидно, что соответствующие законодательные нормы были бы не лишними и в российском законодательстве, поскольку исключали бы конкуренцию по этим вопросам спорящих между собой доктрин.
Представляется, что теоретическое разрешение этой проблемы заключается в том, что гражданско-правовые отношения необходимо истолковывать в широком смысле - как отношения частного права. В литературе отмечается, что "под гражданскими делами сегодня понимаются юридические конфликты, возникающие из частноправовых отношений - гражданских, жилищных, земельных, трудовых, семейных"*(787). Такая же тенденция имеет место в деятельности Европейского суда по правам человека, в практике которого термин "спор о гражданских правах и обязанностях" зачастую употребляется как синоним спора о частном праве. Как утверждают исследователи, "тем самым подчеркивается, что в споре затрагивается право, принадлежащее частному лицу и отнесенное к сфере частного права"*(788).
Таким образом, особенно ощутимой неопределенность "российского" понятия "гражданско-правовые отношения" становится в случаях, когда таковые возникают в отношениях с иностранными лицами, которые под гражданско-правовыми подразумевают гораздо более широкий круг отношений, нежели это традиционно делается в российском правоведении. При этом отношения с участием иностранных лиц и российских лиц уже регулируются не только Гражданским кодексом Российской Федерации, но и нормами международного права, которое содержит также гораздо более широкий подход к пониманию гражданско-правовых отношений.
Кроме того, очевидно, что при интерпретации понятия "гражданские права и обязанности" российское правоведение не может игнорировать подходы, вырабатываемые Европейским судом по правам человека. Этот суд неоднократно подчеркивал, что понятие гражданских прав и обязанностей хотя и не предусмотрено Европейской конвенцией о защите прав человека и основных свобод (1950), однако его границы очерчивались судебной практикой. При этом указанное понятие не должно толковаться путем простой отсылки к внутреннему праву; оно должно получить "автономное" определение. Любой иск, имеющий имущественный предмет и основанный на посягательстве на права, также имущественные, касается в принципе "гражданских прав и обязанностей". Таким образом, мало важна природа права, в соответствии с которым должен быть разрешен спор (гражданское, торговое, административное и т.д.) и природа органа, компетентного в данной области (общая юрисдикция, административный орган и т.д.)*(789).
Особенно наглядно необходимость точной интерпретации гражданско-правовых отношений проявляется при рассмотрении отдельных категорий споров, которые могут (или не могут) быть переданы на рассмотрение третейского суда.

[an error occurred while processing the directive]
[an error occurred while processing the directive]