12.3. Рассмотрение споров о правах на недвижимое имущество третейскими судами

К предметной подведомственности третейских судов относится и рассмотрение исков о признании права собственности в отношении недвижимого имущества, заявляемых на основании договоров, содержащих третейскую оговорку.
Известно, что защита субъективных гражданских прав и охраняемых законом интересов осуществляется путем применения надлежащих способов защиты. Помимо прочего такая защита осуществляется и путем признания прав (ст. 12 ГК РФ). Признавая право, в том числе и право собственности, третейский суд снимает сомнения в его принадлежности тому или иному физическому или юридическому лицу.
Вместе с тем как в практическом, так и в теоретическом аспектах эта проблема в настоящее время не имеет однозначного разрешения, в связи с чем в юридической литературе идет дискуссия о пределах компетенции третейского суда при рассмотрении исков о признании права собственности*(815). Однако независимо от теоретических дискуссий, практика третейского разбирательства не стоит на месте и соответствующие иски рассматриваются третейскими судами, которые принимают решения о признании права собственности по результатам рассмотрения и разрешения споров*(816). Кроме того, третейские суды рассматривают и иные вопросы, связанные с применением законодательства о регистрации прав на недвижимость (например, иски о признании незаключенными договоров аренды недвижимого имущества, иски о расторжении договоров в отношении недвижимого имущества и пр.)*(817). Иной раз проблема кажется столь критической, что полемика приобретает весьма острый характер*(818). Однако за резкими полемическими выводами, которые иной раз следуют в ходе дискуссии, скрывается весьма сложная теоретическая проблема, связанная с оценкой самых разных обстоятельств существования третейских судов, их места в юрисдикционной системе, а также иных проблем как материально-правового, так и процессуально-правового характера.
В практике государственных судов решения третейских судов, которыми признается право собственности на недвижимое имущество, не отвергаются, хотя и в данной сфере очевидны сомнения государственных судей. Эти сомнения проявляются в сложной судьбе соответствующих дел*(819). Так, председатель Федерального арбитражного суда Восточно-Сибирского округа С.М. Амосов высказывает озабоченность по этому поводу следующим образом: "...как оценивать отказы учреждений юстиции по регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним зарегистрировать право собственности на недвижимое имущество, установленное решением третейского суда. Арбитражные суды России пока единой практики не придерживаются"*(820). Председатель Арбитражного суда Красноярского края Т.И. Машкина выражает крайнюю точку зрения, которая имеет весьма пессимистичный характер. По ее мнению, "решение третейского суда о признании права собственности на недвижимость не носит обязательного характера для регистрирующего органа"*(821).
В свою очередь третейские суды, регламентируя собственную компетенцию, указывают на подведомственность данному третейскому суду споров о признании права собственности (в том числе и в отношении недвижимого имущества). Так, например, в соответствии со ст. 2 положения о Третейском суде при Союзе журналистов России к экономическим спорам, рассматриваемым этим судом, помимо прочего относятся и споры о признании права собственности*(822).
Истоки данной проблемы лежат в том числе и в плоскости выяснения правовой природы исков о признании права собственности (и соответственно судебных решений, которыми разрешаются споры о праве собственности). Хотя судебно-арбитражная практика без каких-либо сомнений выделяет в качестве самостоятельного вида иски о признании права собственности, в цивилистической литературе отношение к этой категории исков неоднозначное. Отмечается, что иски с таким наименованием носят как обязательственно-правовой характер (поскольку вытекают из относительных правоотношений), так и рассматриваются в качестве самостоятельных вещно-правовых требований*(823). В некоторых случаях подобного рода иски квалифицируются в качестве общего иска о признании, так как к нему имеют возможность прибегнуть не только носители вещного права, но также и обладатели обязательственного и исключительного прав*(824). Практика свидетельствует и о том, что иной раз споры о признании права собственности скрываются и за исковыми требованиями, которыми оспариваются акты государственной регистрации прав на недвижимость и сделок с недвижимым имуществом.
Каковы же законодательные основания исследования данной проблемы? Федеральный закон "О третейских судах в Российской Федерации" содержит общую норму, согласно которой любой спор, вытекающий из гражданских правоотношений, может передаваться в третейский суд по соглашению сторон третейского разбирательства, если иное не установлено федеральным законом (п. 2 ст. 1). Эта норма конкретизируется в новом Арбитражном процессуальном кодексе Российской Федерации, согласно ч. 6 ст. 4 которого по соглашению сторон подведомственный арбитражному суду спор, возникающий из гражданских правоотношений, до принятия арбитражным судом первой инстанции судебного акта, которым заканчивается рассмотрение дела по существу, может быть передан сторонами на рассмотрение третейского суда, если иное не установлено федеральным законом. Высший Арбитражный Суд Российской Федерации, комментируя принятие и вступление в законную силу Федерального закона "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним", разъяснил, что "государственная регистрация прав на недвижимое имущество, установленных решением суда, арбитражного суда или третейского суда, осуществляется в соответствии со ст. 28 федерального закона. Предусмотрено, в частности, что права на недвижимое имущество, установленные решением суда, подлежат государственной регистрации на общих основаниях. Момент возникновения права определяется решением суда"*(825).
Понятно, что споры о праве собственности представляют собой разновидность споров о гражданских правах, т.е. о правах принадлежности имущества частному лицу. Однако вышеуказанные законодательные нормы лишь в самом общем виде определяют условия, в которых возможна реализация и судебная защита прав на основе исков о признании права собственности. Более детальное регламентирование условий предъявления исков о признании права собственности определено в законодательстве, которое посвящено непосредственным вопросам возникновения, перехода и прекращения права собственности. Хотя и эти нормы в целом носят довольно общий характер. Легальной основой для определения подходов к проблеме исков о признании права собственности в практике третейских судов является норма, установленная ст. 28 Федерального закона "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним"*(826). Эта норма регламентирует порядок государственной регистрации прав на недвижимое имущество, установленных решением суда, арбитражного суда, а также третейского суда. Толкование закона позволяет сделать вывод о том, что законодатель предусматривает возможность установления прав (в том числе прав собственности) решениями не только компетентных государственных судов, но и решениями третейских судов. Хотя в соответствии с приведенной нормой судебное установление прав собственности возможно только в отношении объектов недвижимости, тем не менее соответствующая аналогия может быть проведена в отношении всех объектов гражданского права независимо от того, являются ли они движимыми или недвижимыми вещами.
Однако возникают далеко не беспочвенные сомнения относительно возможности рассмотрения третейскими судами всех категорий исков о признании права собственности. Связаны эти сомнения со следующими соображениями. Подведомственность дел, которые могут быть разрешены в рамках третейского судопроизводства, ограничена областью частного права. В сферу компетенции третейских судов входит разрешение споров, возникающих между частными лицами по вопросам, которые не затрагивают публично значимых отношений. В том случае, если одной из спорящих сторон является представитель публичной власти, осуществляющий возложенные на него полномочия, либо спор вытекает из отношений, имеющих административный или иной публично-правовой характер, то третейский суд не вправе разрешать такой спор. Это обусловлено правовой природой третейских судов, которые не являются государственными судами, а по сути имеют частноправовой характер. Властное вторжение частноправовых организаций в сферу публично-правового характера недопустимо, поскольку это таит угрозу целостности осуществления государственной (в том числе и судебной) власти.
Таким образом, практически аксиоматичным является утверждение о том, что если спор будет иметь публично-правовое значение, то такой спор не подлежит разрешению третейским судом. Сформулированный тезис касается и исков о признании права собственности, предъявляемых в третейский суд. В том случае, если спор о признании права собственности имеет явно выраженные публично-правовые аспекты, он не может быть разрешен третейским судом независимо от желания сторон.
Следует отметить неодинаковую правовую природу отношений, лежащих в основании исков о признании права собственности, и соответственно различные виды исков о признании права собственности. Как известно, в процессуальной теории уже много десятилетий идут дискуссии о принципах классификации исков. Одной из наиболее значимых классификаций исковых требований является их группирование по материально-правовому признаку, т.е. по характеру спорного правоотношения. Другой значимой классификацией исковых требований является их систематизация по процессуальному признаку - по процессуальной цели, которую преследуют лица, предъявляющие иск*(827). Не вдаваясь в тонкости многолетней дискуссии относительно правовой природы института иска, следует отметить выделение учеными-юристами на основании вышеприведенных классификаций трех видов исков - исков о присуждении, исков о признании и преобразовательных исков*(828). Представляется, что суждения, высказываемые ранее некоторыми учеными об отсутствии оснований для выделения преобразовательных исков*(829), утратили свое значение в связи с тем, что Гражданский кодекс Российской Федерации прямо указывает в качестве одного из оснований возникновения гражданских прав и обязанностей судебное решение (п. 3 ч. 1 ст.  8 ГК РФ).
В то же время разрешение данной проблемы за счет опоры исключительно на анализ легальных формулировок невозможно. Для того чтобы определиться с возможностью рассмотрения третейскими судами споров о признании права собственности, необходимо обращаться как к процессуальной теории, так и к материальному праву, а также к толкованию сути и целей деятельности третейских судов.
Важное значение для разрешения исследуемой проблемы имеет то обстоятельство, что за формулировкой "иск о признании права собственности" фактически скрываются два вида исков - иски о признании и преобразовательные иски. Предъявляя иск, который звучит как "иск о признании права собственности", истцы могут преследовать различные процессуальные цели, что влечет различную правовую квалификацию заявляемых исковых требований. В первом случае такой процессуальной целью будет устранение неопределенности, которая возникла во взаимоотношениях с контрагентом по спорному материальному правоотношению. Как писал еще в начале ХХ в. профессор В.М. Гордон, "иск о признании есть иск о судебном подтверждении наличности или отсутствия правоотношения, которое могло бы служить основанием для частноправового притязания"*(830). Иски о признании направлены на то, чтобы суд подтвердил, констатировал уже существующее правоотношение, и в этом смысле судебное решение останется декларативным, не будет иметь конституирующего значения. То есть. в данном случае судебным решением не создается новых прав у лица, предъявившего иск; судебное решение не является тем юридическим фактом, из которого возникает материальное правоотношение. Значение судебного решения определяется тем, что оно подтверждает то право, которое существовало как на момент возникновения спора, так и на момент предъявления иска, а также разрешения возникшего спора. Существующее материальное правоотношение не подвергается трансформации.
В другой ситуации истец, предъявляя иск о признании права собственности, просит суд установить (преобразовать) право собственности в отношении некоего объекта. В этом случае преобразовательное значение судебного решения, постановленного на основании соответствующего иска, заключается в том, что оно служит основанием трансформации правоотношения, возникновения права у нового субъекта (в нашем случае у истца). Г.Л. Осокина отмечает, что преобразовательные иски представляют собой иски, "предмет которых характеризуется такими способами защиты, как изменение и прекращение спорного правоотношения, т.е. его преобразование"*(831). При этом соответствующее право может возникнуть на основании двух юридически значимых фактов: волеизъявления заинтересованного лица, выраженного в форме искового заявления и судебного решения, которым удовлетворен заявленный иск. Однако, как справедливо подчеркивает В.С. Анохин, преобразовательный иск, заявляемый заинтересованным лицом, "может обрести реальность только через решение арбитражного суда"*(832).
Таким образом, традиционная терминология скрывает разную правовую сущность исков, которые хотя и объединены одним наименованием, но при этом отличаются друг от друга по процессуальной направленности, по тем целям, которые преследуют стороны, предъявляя иск о признании права собственности. Именно единая терминология, применяемая к различным категориям исков, вводит, как это часто случается, в заблуждение относительно правовой природы исковых требований и, как следствие, в данном случае порождает противоречивое отношение к возможности рассмотрения таковых исков третейскими судами.
Между тем разрешение данной коллизии возможно путем толкования оснований соответствующего иска о признании права собственности, его предмета и правовой природы, а также природы спорных материальных правоотношений, связывающих спорящие стороны. Зачастую реализация прав собственности невозможна без соответствующих публично-правовых предписаний либо участия со стороны государственных (муниципальных) органов. Например, в случае утраты собственником документов на имущество возникает необходимость предъявления собственником к публично-правовому органу иска о признании права собственности. В этом случае суду придется решать вопрос об установлении факта, имеющего юридическое значение: обстоятельств, подтверждающих права собственности истца на принадлежащее ему имущество. Противостоящее истцу в качестве ответчика публично-правовое образование не связано с истцом относительными правоотношениями. Наличие в данном случае во взаимоотношениях сторон публичного элемента заключается в том, что орган власти в силу закона облечен признавать соответствующее право заинтересованной стороны. Отсутствие такого признания хотя и не свидетельствует о гражданско-правовом характере взаимоотношений сторон, но может явиться основанием для обращения к судебной защите. Но к защите компетентного государственного суда, а никак не третейского суда. Это обусловлено правовыми последствиями разрешения дел об установлении фактов, имеющих юридическое значение. Как справедливо пишут С.Ф. Афанасьев и А.И. Зайцев, "решение арбитражного суда об установлении факта, имеющего юридическое значение, само по себе какие-либо регистрационные документы не заменяет, но является обязательным для органов, регистрирующих такие факты (например, регистрационных палат), и служит безусловным основанием для получения правоустанавливающих документов надлежащей формы"*(833). В этой связи следует констатировать, что подобного рода решения, т.е. решения, которыми предписывается государственным органам исполнить функцию публично-правового характера (зарегистрировать право, возникающее в силу судебного решения), не могут быть следствием деятельности третейского суда, обладающего ограниченной предметной подведомственностью в сфере разрешения гражданско-правовых споров.
Эта позиция, будучи высказанной нами*(834), подверглась критике. Так, М.Э. Морозов свою критику основывает на следующих соображениях: "Если встать на эту позицию, то мы окажемся в правовом тупике, поскольку придется признать, что решение третейского суда изменяет правоотношения для одних лиц (сторон третейского разбирательства) и это же правоотношение окажется неизменным для всех других лиц. Теория права до этого момента не допускала возможности "расщепления" правоотношений по кругу лиц, когда его действительность и правовая природа зависят только от того, кто исследует этот вопрос"*(835).
Но если обратиться к существу спорных правоотношений по поводу объекта недвижимости, то мы увидим, что эти правоотношения как раз и связывают тяжущихся лиц. Заявляемый одним из таких лиц иск о признании как раз и направлен на то, чтобы устранить эту правовую неопределенность во взаимоотношениях с конкретным лицом или даже если и группой лиц, то, во всяком случае, определенной, "персонифицированной" группой. И никакого "расщепления правоотношений по кругу лиц" в данном случае не наблюдается. Впрочем, М.Э. Морозов, не заметив того, сам вступает в противоречие с собой в этой же работе. Характеризуя решение третейского суда, он вполне справедливо отмечает, что под таковым необходимо понимать "процессуальный правоприменительный акт, вынесенный органом по защите гражданских прав, обязательный для сторон разбирательства (выделено мною. - О.С.), могущий быть обеспеченным принудительной силой государства и содержащий признание (выделено мною. - О.С.) существования или отсутствия между сторонами определенного правоотношения"*(836).
Любопытно, как дореволюционное российское законодательство и судебная практика определяли подходы к решению данной проблемы. Прежде всего Устав гражданского судопроизводства ограничивал сферу дел, которые подлежали рассмотрению в третейском суде. В частности, согласно п. 1 ст. 1368 упомянутого Устава третейский суд не мог рассматривать дела "о личных правах состояния". Граф Блудов в объяснительной записке к Уставу так обосновывал это положение: "Не все без изъятия дела могут быть предоставляемы третейскому суду: Причины сих изъятий очевидны. Если, с одной стороны, правительство должно способствовать миролюбивому прекращению споров об имуществе частных лиц, то, с другой, оно не может предоставлять им решения дел, находящихся в соприкосновении с общим государственным интересом, и к числу их должны быть отнесены дела о правах состояния, которые не могут быть ни приобретены, ни уничтожены по произвольному соглашению частных людей"*(837).
Однако ясности в вопросах отнесения споров о недвижимости подведомственности третейских судов не было ни в теории, ни в судебной практике.
В юридической литературе 70-80-х гг. XIX столетия прошла бесплодная дискуссия по вопросу о признании прав на недвижимость решениями третейских судов*(838). Судебная практика также раскололась. Часть судов (Санкт-Петербургская судебная палата, Одесская судебная палата) высказывалась за подчинение дел о недвижимостях, безотносительно к личностям, разбирательству третейских судов; иные суды (например, Харьковская судебная палата) высказывали противоположное мнение*(839). Ситуация усугублялась тем, что зачастую третейские суды рассматривали фиктивные споры о недвижимости, подменяя своими решениями акты удостоверения прав о недвижимости. Так, А. Боровиковский свидетельствует о том, что половина дел, с которыми ему пришлось ознакомиться в качестве члена Одесской судебной палаты, фиктивны: "Судящиеся в сущности не тяжущиеся, а контрагенты по сделке, облеченной в форму третейского решения: стороны прибегли к третейскому суду как к фактору, при помощи которого они надеялись симулировать куплю-продажу недвижимости"*(840). Естественно, что подобного рода действия не могли не дискредитировать идею третейского разбирательства как инструмента защиты прав.
Проблемы, связанные с рассмотрением споров о правах на недвижимость в третейских судах, были столь остры, что, как пишет А.Ф. Волков, в 1887 г. Министерство юстиции вышло в законодательном порядке с представлением о дополнении Устава гражданского судопроизводства категорическим запрещением поручать третейским судам дела, касающиеся недвижимого имущества. Государственный совет при обсуждении этого вопроса нашел, что указываемые министерством злоупотребления сводились к тому, что решениями третейского суда нередко прикрывались сделки о переходе права собственности на недвижимое имущество для избежания платежа крепостных пошлин или же для укрепления сих имуществ за такими лицами, которым по особым правилам было запрещено его приобретать. Было включено правило о том, что разрешению третейского суда не подлежат дела о недвижимом имуществе, когда в числе участвовавших были лица, ограниченные по закону в правах приобретения, владения и пользования им. Кроме того, была введена статья, предусматривающая, что все решения третейского суда по спорам о недвижимом имуществе одновременно с выдачей исполнительного листа сообщаются Казенной палате для производства расчета крепостных пошлин*(841).
Таким образом, уже идеологи судебного реформирования середины XIX в. понимали необходимость ограничения категории споров, которые могут быть переданы на рассмотрение третейского суда (в данном случае споров о недвижимом имуществе). Эти воззрения получали закрепление и в судебной практике. К примеру, Кассационный департамент Правительствующего сената в решении по одному из конкретных дел таким образом интерпретировал указанное законоположение: "третейский суд не вправе разрешать дел, подлежащих ведению коронного суда в порядке охранительного или бесспорного производства и признавать за просителем право на недвижимое имущество по давности владения этим имуществом или на основании наследственных на него прав владельца"*(842). Вместе с тем негативные тенденции в практике третейского разбирательства порождали отрицательное отношение к этому институту, вплоть до полного изъятия из его компетенции определенных категорий споров (в данном случае споров о вещных правах на недвижимое имущество). Впрочем, подобный подход - подход запрета - всегда казался эффективным властям в случае возникновения негативных тенденций при использовании того или иного института. Однако, как отмечалось немецким ученым правоведом Пухта, "насколько уменьшилось бы значение и даже рациональность института, каким бы уважением он ни был окружен, если бы из компетенции изъяли бесчисленное количество важнейших правовых вопросов (все bоnae fidei judicia, arbitrariae actions, между ними процессы о праве собственности, залога и бесчисленные другие)"*(843).
Современной судебно-арбитражной практике широко известны случаи, когда истец заявляет иск, содержащий два требования: во-первых, просит признать оспоримую сделку по передаче имущества недействительной и, во-вторых, просит признать право собственности на имущество, бывшее предметом оспариваемой сделки. При этом констатация права собственности ставится в зависимость от того, будет ли признана недействительной сделка или нет. То есть фактически речь идет о реституции (в виде констатации права собственности) как последствии недействительности оспариваемой сделки. А.П. Вершинин, обсуждая данную проблему, пишет о том, что "фактически решения о признании оспоримых сделок недействительными имеют скорее конститутивный, чем деклараторный характер"*(844). Мы также склоняемся к выводу о том, что указанные иски являются преобразовательными, т.е. направлены на преобразование существующих правоотношений. Соответственно, судебное решение, которым удовлетворяются подобные иски, также имеет правообразующий характер, поскольку с его вступлением в законную силу возникают новые правовые состояния, в том числе и права собственности. Указанное обстоятельство имеет публично-правовой характер и не может быть отдано в сферу усмотрения альтернативного судопроизводства, каковым является третейское разбирательство. Это обусловлено, по выражению К.И. Скловского, "наличием черт публичности в применении реституции"*(845) как последствии недействительности сделки. Но, добавим, эта публичность заключается в том, что суд придает оспоримой сделке новое качество - признает ее недействительной и, как следствие, признает право собственности за лицом, оспорившим сделку.
Вследствие вышеприведенных рассуждений в данном случае разрешение подобного рода споров может быть, с нашей точки зрения, прерогативой исключительно компетентных государственных судов. Ибо такой важный вопрос, как лишение кого-либо права собственности и одновременно наделение правом собственности иного субъекта (а именно в этом и заключается суть преобразовательных исков о признании права собственности и судебных решений, которыми такие исковые требования удовлетворяются), не может быть компетенцией частного субъекта (каковым является третейский суд), пусть и наделенного важными функциями по разрешению споров.
Существуют и иные случаи, свидетельствующие о публично значимом характере судебных решений, которыми разрешаются вопросы о праве собственности вообще и о наделении правом собственности определенных субъектов гражданского права в частности. К примеру, очевидно, что не может быть отдано в сферу юрисдикции третейского суда признание права собственности на бесхозяйную вещь. Реализация прав в отношении бесхозяйной вещи имеет публично-правовой эффект, именно поэтому признание прав на нее за органом местного самоуправления в порядке ст. 225 ГК РФ может быть осуществлено только по решению компетентного государственного суда. Решение компетентного государственного суда о признании права муниципальной собственности в этом случае будет иметь конститутивное значение, и соответствующий иск по своей природе будет иметь преобразовательный характер. То есть требование, формулируемое истцом как иск о признании права собственности на бесхозяйную вещь, ориентировано на властный распорядительный акт, в силу которого при наличии установленных законом оснований истец приобретет соответствующие права, а некто (бывший собственник бесхозяйной вещи) формально утратит свое право собственности на выморочную вещь. Императивность этих правил обусловлена тем, что орган местного самоуправления не вправе отказаться от приобретения права собственности на это имущество*(846). Очевидно, что соответствующий акт компетентного государственного суда в данном случае имеет публичное значение. В том случае, если между заинтересованными сторонами (включая орган местного самоуправления) возникнет спор о праве собственности на бесхозяйную вещь и они передадут его на разрешение третейского суда, третейское соглашение в данном случае будет ничтожным как противоречащее публичному порядку, т.е. будет нарушать основополагающие принципы российского права, а следовательно, не иметь юридических последствий. Таким образом, рассмотрение указанной категории споров не может быть включено в компетенцию третейских судов.
Точно так же не может быть передан на разрешение третейского суда и спор, возникающий в отношении вещи, на которую лицо имеет право вследствие приобретательской давности (ст. 234 ГК РФ). По сути, конститутивное значение судебного решения в данном случае заключается в том, что в отношении вещи, которой владеет добросовестный владелец-несобственник, устанавливается право, а прежний собственник лишается этого права. То есть данный иск является преобразовательным; вследствие его удовлетворения устанавливаются новые правовые отношения, имеющие абсолютный характер. При этом лишение права одного из лиц, участвующих в правоотношении (прежнего собственника), имеет принудительный характер. А это уже функция, имеющая публично-правовое значение, т.е. такая функция, которая не может быть отдана на усмотрение частным лицам вообще и усмотрению третейского суда в частности.
Еще одним примером того, каким образом решением третейского суда изменяется спорное материальное правоотношение, является случай, когда третейский суд своим решением изменяет способ исполнения обязательства (например, взыскание денежного долга заменяет присуждением имущества). В этом случае происходит властное вторжение со стороны юрисдикционного органа, решение которого становится основанием трансформации правоотношений, существующих между сторонами. Конститутивный эффект подобного рода судебного акта несомненен. Отсюда следует и публично-правовое значение подобного рода акта.
Практика арбитражных судов исходит из незаконности действий третейских судов, которые осуществляют своими актами замену исполнения обязательств по результатам рассмотрения переданных на их разрешение споров.
Компания "Тайрику Трейдинг Ко, Лтд" обратилась в арбитражный суд с иском к Морской администрации порта Холмск о признании недействительными актов регистрации права собственности за ОАО "Сахалинское морское пароходство" на теплоходы "Кузнецк" и "Леонид Смирных" и свидетельств о праве собственности на эти теплоходы, выданных на имя ОАО "Сахалинское морское пароходство". Как следует из материалов дела, решением Постоянно действующего третейского суда при ОАО "Центр гуманитарного и делового сотрудничества" от 17 июня 1998 г. удовлетворены исковые требования ОАО "Сахалинское морское пароходство" и с ООО "СП "Санта" взыскана задолженность по кредитному договору. Решением от 14 июля 1998 г. третейский суд изменил способ исполнения решения и обратил взыскание на имущество должника, при этом обязал ООО "СП "Санта" передать в собственность ОАО "Сахалинское морское пароходство" в счет погашения задолженности принадлежащее совместному предприятию имущество. Во исполнение указанного решения третейского суда приказами генерального директора ООО "СП "Санта" пароходству были переданы теплоходы "Кузнецк" и "Леонид Смирных". Морской администрацией порта Холмск выданы свидетельства о праве собственности ОАО "Сахалинское морское пароходство" на теплоходы "Кузнецк" и "Леонид Смирных". Между тем передача имущества по актам приема-передачи на основании решения третейского суда является незаконной. Действующим законодательством суду не предоставлено право обязывать должника передавать имущество в счет погашения долга в случае отсутствия денежных средств. В связи с этим Президиум Высшего Арбитражного Суда РФ сделал вывод о том, что решение третейского суда в части обязания ООО "СП "Санта" передать ОАО "Сахалинское морское пароходство" имущество в счет погашения долга является незаконным и не подлежащим исполнению*(847).
Хотя разрешение спора происходит в частной сфере частным юрисдикционным органом, государство осуществляет публичную функцию контроля за разрешением спора о недвижимости. Поскольку в соответствии со ст.  131 ГК РФ права на недвижимое имущество подлежат государственной регистрации, а таковую осуществляет государственный орган - учреждение юстиции по регистрации прав на недвижимость, то в стадии регистрации права происходит проверка законности юридического факта, на основании которого возникло право на недвижимость. Это следует из ст. 9 и 13 Федерального закона "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним", согласно которым к компетенции учреждений юстиции отнесено проведение правовой экспертизы представленных на регистрацию документов в целях установления юридического факта, который стал основанием для возникновения, изменения, перехода, обременения и прекращения прав на недвижимое имущество. В случае, если представленные на регистрацию документы не соответствуют по форме и содержанию действующему законодательству, регистрирующий орган вправе отказать в регистрации права на основании п. 1 ст.  20 Федерального закона "О государственной регистрации прав на недвижимое имущество и сделок с ним". Практика учреждений юстиции по регистрации прав на недвижимое имущество и судебно-арбитражных органов достаточно твердо придерживается указанной позиции*(848).